Подтащив стул к двери отделения, капитан Потрошилов заступил на опасное дежурство. Он был готов к бою. Натянутые до предела нервы звенели как струны... Поэтому спалось ему неважно. Правда, никто не беспокоил. Утром выяснилось почему. Вход под полустертой надписью был запасным. Санитарка в некогда белом, а теперь желто-коричневом халате обнаружила гору окурков в углу и помятого сонного мужика на стуле. Обе находки ее не обрадовали.
— Япона мать! Третью пепельницу ставлю — и все без толку! А ты милок, что тут ошиваесся?
Спросонья Алик вскочил и запаниковал. Подозрительно уставившись на бабульку со шваброй, он понял — это не киллер. Потрошилов вытащил удостоверение и кивнул:
— Я из милиции, охраняю дверь.
— Чего ее охранять-то? Она уж года два, как забита.
Алик рванул к лестнице. В реанимационном отделении его встретили доброжелательно. Вызванный в спешном порядке рентгенолог, выслушав Потрошилова, философски изрек:
— Наркотики? В желудке? Это-то как раз нормально. Еще не то бывает. Можно поглядеть.
Капитан сурово сдвинул жидкие белесые брови.
— Нужно! В интересах следствия.
Африканские внутренние органы показались на экране. На фоне ребер и позвоночника все, что должно было двигаться и сокращаться, работало в нужном режиме. Доктор уверенно ткнул ручкой в темный силуэт под сердцем:
— Вот желудок. Как видите — пусто. Коля, вырубай!
Действительно, ничего похожего на контейнер с героином на всем протяжении пищеварительной системы наркокурьера не наблюдалось. Пациента бережно уложили обратно.
— Я с ним побеседую? — спросил Алик.
— Пожалуйста. Только недолго. Мы его будем на хирургию переводить.
Оставшись один на один с Манангой, Альберт Степанович осмотрелся. Под кроватью стояло судно. Последняя надежда заставила его подойти к сестре.
— Скажите, вот он, — последовал взмах рукой в сторону койки, — в туалет не ходил?
Медсестра задумчиво провела линию в температурном листе, пользуясь шпателем вместо линейки. Полюбовавшись своим произведением, она хмыкнула.
— У нас в туалет не ходят.
— А куда?
— Или под себя, или в судно, молодой человек. Если и было что за сутки — то все там, под кроватью. Еще не выносили.
Исследование содержимого судна Алик произвел, сидя на корточках. Признаков наркотика в стуле не оказалось. Выпрямившись, он пристально посмотрел Мананге в глаза:
— Здравствуйте. Я капитан милиции Потрошилов Альберт Степанович. Говорить можете?
— Дратуйта. Что уас беспокоит? — вежливо ответил негр, привычно цитируя пособие «Обследование больного».
После тревожной ночи Алик чувствовал себя неважно. Но в данном случае заботу о здоровье следовало расценивать как попытку увести разговор в сторону.
— Не надо увиливать, — строго сказал он. — Я все знаю.
Мананга провел по груди рукой в поисках амулета, но не нашел и жалобно сказал:
— Дауно уас это? — затем подумал и с мольбой добавил:
— Камьень искать. Полисиа гуд.
Систематическое высшее образование осчастливило Потрошилова неблизким знакомством с немецким языком. Но, как настоящий полиглот, он даже не задумался:
— Правильно. А мафия — капут. Предлагаю сотрудничество. Ферштейн?
Лиловые губы разомкнулись в искренней улыбке:
— Траума била? Головой ударились?
Столь недвусмысленно выраженный отказ от сотрудничества был воспринят с пониманием:
— Боишься?! Может, ты и прав. А что, если они тебя и здесь достанут? В твоих же интересах сдать наркотики!
Последние слова Алик произнес, нависнув над лежащим Манангой, как карающий меч правосудия. Угроза явно подействовала. Лицо негра исказила гримаса. Раздалось бульканье, и по прозрачной трубке в банку, подвешенную к кровати, побежала из мочевого пузыря желтая струйка. Привлеченная громким голосом капитана, сзади подошла медсестра.
— Помочился? Молодец, папуас. Так. Сегодня за ночь — четыреста миллилитров, — и ушла, безвозвратно сломав боевой настрой.
Алик сменил тактику. Присев на краешек кровати, он ласково зашептал:
— Пойми, тебя будут охранять, помогут выехать из страны...
Что-то жесткое и округлое уперлось ему в бедро.
Рука непроизвольно дотронулась до непонятного предмета. Вместо мягкой человеческой плоти под пальцами оказалось нечто каменное. Безмолвно глядя прямо в глаза посланцу далекой африсанской «Коза Ностры», Алик провел рукой вниз, потом вверх. На лице Мананги появилось выражение ужаса.
