Хотя у нее не было ни кареты из тыквы, ни туфель из хрусталя – только из шелковой паутины, блестящей, как роса на лепестке. Зато был старенький плащ и ботинки для долгих прогулок. Да и когда она стеснялась грязи на подоле?
Посмотревшись в зеркало, она задумалась, правда ли это или наведено чарами. Как она могла знать, реально ли ее отражение или это видение из сна. Впрочем, какая разница? Нив улыбнулась и увидела, как ее платье снова пламенеет с полуночи до заката. Ее сердце было похоже на уголек в груди, готовый загореться и бросать искры.
Что произойдет ночью? Неизвестно. Но Спир никогда не возьмет ее за руку, это она знала точно. Как и то, что Чаша Тумана никогда не будет ее домом. А ведь всего лишь двадцать четыре дня назад у нее были только эти два пути. Теперь же чудеса окружали ее ежедневно, а в сердце стучал лишь один вопрос: кто?
Нив догадалась, что он – Мечтатель, которого она призвала в отчаянии. Но откуда ей знать, что это значит? Чем он был? Она чувствовала его присутствие в своих снах, но никогда не видела его, и он не оставлял следов во дворе ее дома, как это делал преподобный (вернее, как преподобный делал раньше, до тех пор, пока шесть дней назад его подарки неожиданно прекратились).
Однажды ей приснилось, что она обнимает холм черных перьев и чувствует глубоко внутри биение сердца.
А прошлой ночью случилось неожиданное чудо: она открыла книгу – и обнаружила, что там не восемнадцать историй, как было всегда, а девятнадцать, и последняя называлась «Мечтатели».
Он был одним из десяти, родившихся до начала времен. На протяжении тысячелетий они один за другим засыпали и видели сны. Именно они дирижировали симфониями роста и смерти, которые двигали мир. Они были богами еще до того, как люди придумали слово «бог», и не нуждались ни в поклонении, ни в благодарности. Для них было важно только само деяние: творение.
Иногда – уничтожение.
Поэтому она знала, кто он такой, но не знала, какую форму он может принять. Там не было ни одной иллюстрации, никаких описаний. Но это не имело значения; сейчас она любила его в любом обличье. В ее книге была еще одна сказка – одна из первых восемнадцати – про дракона и его жену, обычную женщину. Нив никогда не понимала этого раньше, по крайней мере, пытаясь увидеть с точки зрения жены. Но теперь она поняла. Любовь – это любовь.
И все же она надеялась, что Мечтатель не будет драконом.
Нив вышла на крыльцо, собираясь отправиться в город, и вдруг увидела во дворе существо.
Она вздрогнула, вспомнив то, о чем думала только что. А потом рассмеялась над собой, ведь это было всего лишь средство передвижения. Великолепный олень, весь белый. Рога его были украшены лентами, а упряжь сверкали серебром. Он встал на колено, чтобы она смогла взобраться, и Нив снова рассмеялась этому чуду. Станет ли она равнодушна к чудесам, если так пойдет дальше? Ведь к несчастьям она привыкнуть смогла.
Ни за что.
Она ехала, словно скользила вниз по длинной влажной дороге, ведущей от Кладбищенской фермы к городу. То ли дождь прекратился, то ли невидимый пузырь образовался вокруг Нив, но за весь путь на нее не упало ни капли.
Олень привез ее к Скармен-холлу, прямо к широким каменным ступеням. Нив показалось, будто все вокруг застыло, превратилось в картину, и она осталась единственной движущейся фигурой.
В фонарях зала этой ночью мерцало столько свечей, сколько успело сгореть за шесть последних месяцев вместе взятых. В дымке свет рассеивался и превращался в ореолы, наслаивавшиеся одни на другие. Звуки одинокой виолончели звучали сладко и чисто.
Нив спешилась. Все остальные уставились на нее. Там стояли и Келлег Бейкер со своим женихом – оба сгорали от нетерпения, – и Билл Детолом, которому было не по себе в дешевом воскресном костюме. Стайка девушек из семей Первых Поселенцев в венках из остролиста переживала шок, в котором не было удивления, только зависть. И Леди Дремота, чьи глаза казались огромными, как никогда.
И преподобный Спир, неподвижный, как и все остальные. Он смотрел и смотрел. Великолепие Нив умаляло его собственное. Он будто уменьшался у нее на глазах, словно тень по мере восхода солнца.
