— Да никто, — ответил я успокаивающим голосом. — Для вас это не имеет никакого значения. Меня зовут Джордж. А вас?
— Хрен моржовый! — фыркнул он, продолжая отползать. Если это было его имя, встречалось оно крайне редко. — Не должно тебя здесь быть.
— Не волнуйтесь, я уже ухожу. — Я взял портфель в руку, чтобы продемонстрировать, что слова у меня не расходятся с делом, а он по уши втянул голову в костлявые плечи. Словно решил, что я сейчас запущу в него портфелем. Он напоминал пса, которого били так часто, что он и не ожидал ничего другого. — Все хорошо, никаких обид, лады?
— Убирайся отсюда, ублюдок. Проваливай, откуда явился, и оставь меня в покое!
— Договорились. — Я все еще приходил в себя после внезапного столкновения, и оставшийся адреналин смешивался с жалостью… не говоря уже о раздражении. То же раздражение я испытывал по отношению к Кристи, когда приходил домой и обнаруживал, что она опять пьяна в дым, несмотря на все обещания встать на путь исправления и не сходить с него, раз и навсегда отказавшись от спиртного. Коктейль из этих чувств да еще тепло сентябрьского дня привели к тому, что меня замутило. Не лучшее начало спасательной операции.
Я подумал о «Кеннебек фрут», о том, до чего же хорош тамошний рутбир. Буквально увидел клуб пара, вырвавшийся из морозильника, когда Фрэнк Аничетти-старший открыл дверцу, чтобы достать большую кружку. Да, вот где царила блаженная прохлада. И я без дальнейшего промедления двинулся в этом направлении, а мой новый, но тщательно состаренный по краям портфель колотил меня по коленке.
— Эй! Эй, как тебя там!
Я обернулся. Алкаш поднимался, опираясь рукой о стену сушильного сарая. Он схватил шляпу и теперь прижимал к животу. Начал лихорадочно ощупывать ее свободной рукой.
— У меня желтая карточка из зеленого дома, так что дай мне бакс, козел. Сегодня — день двойной выплаты.
Мы вернулись в привычную колею. Это успокаивало. Тем не менее мне не хотелось подпускать его слишком близко. Я опасался напугать его или спровоцировать еще одну атаку. Остановился в шести футах и вытянул руку. Монета, которую дал мне Эл, блестела на ладони.
— Бакс дать не могу, но вот половина.
Он замялся, теперь держа шляпу в левой руке.
— Даже не проси отсосать.
— Соблазнительно, но я устою.
— Чё? — Он перевел взгляд с монеты на мое лицо, снова на монету. Поднял правую руку, чтобы стереть слюну с подбородка, и я заметил еще одно отличие от моего прежнего визита в прошлое. Ничего катастрофического, но я задался вопросом, а так ли прав Эл, утверждая, что всякий раз происходит сброс на ноль.
— Мне без разницы, возьмете вы ее или нет, но определитесь побыстрее. У меня полно дел.
Он схватил монету и тут же отбежал обратно, к стене сушильного сарая. Его глаза стали большими и влажными. На подбородке вновь заблестела слюна. Ничто в мире не сравнится с обаянием окончательно спившегося алкаша. Не могу понять, почему «Джим Бим», «Сигрэмс» и «Крепкий лимонад Майка» не используют их в журнальной рекламе. «Выпей „Бима“ и увидишь та-а-акие глюки!»
— Ты кто? Что ты здесь делаешь?
— Надеюсь, что работаю. Послушайте, вы не обращались к АА с вашей маленькой проблемой по части вы…
— Отвали, Джимла!
Я понятия не имел, что такое джимла, но «отвали» он произнес громко и отчетливо. Я направился к воротам, ожидая, что вдогонку он еще о чем-нибудь спросит. В прошлый раз не спросил — однако эта встреча определенно отличалась от предыдущей.
Потому что на этот раз я имел дело не с Желтой Карточкой, ох не с Желтой. Когда он поднимал руку, чтобы вытереть подбородок, я заметил, что карточка, которую он зажимал пальцами, изменила цвет.
Она осталась грязной, но из желтой превратилась в ярко-оранжевую.
