— Но вы не так уж стары для вальса. Как говорил Дональд в те давние дни: «Все со стульев и на ноги!» И зовите меня Джордж, пожалуйста.
На улице пары энергично двигаются под быструю музыку. Некоторые даже пытаются танцевать линди-хоп, но никому не удается делать это так слаженно, как танцевали мы с Сейди в стародавние времена. Ничего похожего.
Она берет мою руку, как женщина, которая грезит. И она грезит, а я вместе с ней. Как и все сладкие грезы, эта будет короткой… но быстротечность прибавляет сладости, верно? Я, во всяком случае, в этом уверен. Потому что если время ушло, его уже не вернуть.
Разноцветные фонарики горят над улицей, желтые, и красные, и зеленые. Сейди спотыкается о чей-то стул, но я к этому готов и ловлю ее за руку.
— Извините, я такая неуклюжая, — говорит она.
— Вы были такой всегда, Сейди. Одна из ваших самых милых особенностей.
Прежде чем она успевает спросить, откуда мне это известно, я обнимаю ее за талию. Она обнимает меня, по-прежнему глядя снизу вверх. Свет катится по ее щекам и сверкает в глазах. Наши ладони соприкасаются, пальцы естественным образом переплетаются — и годы соскальзывают, как пальто, слишком тяжелое и узкое. В этот момент мне больше всего хочется одного: чтобы мои надежды оправдались и общественные дела не помешали ей найти хотя бы одного хорошего мужчину, который раз и навсегда избавил ее от гребаной швабры Джона Клейтона.
Она задает вопрос, тихим голосом, едва различимым сквозь музыку, но я ее слышу — всегда слышал:
— Кто ты, Джордж?
— Ты знала меня в другой жизни, милая.
Тут музыка подхватывает нас, музыка уносит годы, и мы танцуем.
2 января 2009 — 18 декабря 2010
Сарасота, Флорида
Лоувелл, Мэн
Почти полвека прошло с того дня, как в Далласе убили Джона Кеннеди, но два вопроса по-прежнему остаются открытыми: действительно ли спусковой крючок нажимал Ли Освальд, а если это так, действовал ли он в одиночку? Ничего из написанного мной в этом романе не позволяет ответить на них, потому что путешествие во времени — всего лишь интересная, но фантазия. Если же вам, как и мне, любопытно, почему эти вопросы витают в воздухе, думаю, я могу дать исчерпывающий ответ, состоящий из двух слов: Карен Карлин. Не просто сноска в истории, а сноска к сноске. И однако…
В Далласе Джеку Руби принадлежал стриптиз-клуб, который назывался «Карусель». Карлин — сценический псевдоним «Маленькая Линн» — танцевала там. Вечером на следующий день после убийства мисс Карлин позвонила Руби. Ей не хватало двадцати пяти долларов для оплаты декабрьской аренды квартиры и отчаянно требовались деньги, чтобы не оказаться на улице. Может ли он помочь?
Джек Руби, которого занимало совсем другое, отлаял ее (собственно, разговаривать иначе далласский Взрывной Джек и не умел). Он никак не мог прийти в себя после того, как обожаемого им президента застрелили в его родном городе, и постоянно говорил друзьям и родственникам о том, какие страдания выпадут теперь на долю миссис Кеннеди и ее детей. У Руби разрывалось сердце от мысли, что Джеки придется вернуться в Даллас на суд над Освальдом. «Вдова станет героиней национального спектакля, — говорил он. — Ее горе будет использовано на увеличение тиража таблоидов».
Если только Ли Освальд доживет до суда и ему не помогут умереть.
В полицейском управлении Далласа практически все хотя бы раз, но видели Джека. Он и его «жена» — так он называл Шебу, свою маленькую таксу — частенько бывали в полицейском управлении. Он раздавал бесплатные пропуска в свои клубы, а когда копы приходили, угощал их выпивкой за счет заведения. Никто не обратил особого внимания на его приход в управление двадцать третьего ноября. Когда Освальда вывели к прессе — тот заявил о своей невиновности и продемонстрировал фингал, — Руби при этом присутствовал. Он принес револьвер (да, опять тридцать восьмого калибра, правда, другой модели — «кольт-кобра») и собирался застрелить убийцу Кеннеди, но прежде чем успел протиснуться к нему — репортеров набилось как сельдей в бочке, — Освальда увели.
И Джек Руби сдался.
Поздним воскресным утром Руби пошел в отделение «Вестерн юнион», расположенное в квартале от управления полиции, и отправил Маленькой Линн двадцать пять долларов. Потом двинулся к управлению полиции. Он полагал, что Освальда уже перевели в окружную тюрьму Далласа, а потому удивился, увидев толпу перед зданием управления, состоявшую из репортеров и зевак. Тут же стояли автофургоны телевизионщиков. Руби понял, что Освальд все еще находится в управлении.
