Боже, храни Колумбию[132]!
Следующим утром я пошел на автостоянку, чтобы осмотреть сгоревший остов, печально стоявший на обуглившихся остатках покрышек. Заметил телефонную будку рядом с одной из погрузочных площадок склада и импульсивно позвонил Элли Докерти, попросив телефонистку найти номер и соединить меня. Отчасти потому, что мучился от одиночества и тоски по Джоди, но вообще хотел узнать новости о Сейди.
Элли ответила со второго гудка и вроде бы обрадовалась, услышав мой голос. Раскаленная будка напоминала духовку, за моей спиной после славного Четвертого отсыпалась Мерседес-стрит, в нос била вонь сгоревшего автомобиля, но я улыбался.
— У Сейди все хорошо. Я получила от нее две открытки и письмо. Она работает в «Харрасе» официанткой. — Элли понизила голос: — Как я понимаю, разносит коктейли, но от меня школьный совет этого не узнает.
Я представил себе длинные ноги Сейди в короткой юбке официантки. Представил бизнесменов, пытающихся увидеть край чулка и заглядывающих в декольте, когда она наклонялась, чтобы поставить напитки на столик.
— Она спрашивала о вас, — добавила Элли, и я вновь улыбнулся. — Я не хотела говорить, что вы отбыли на край земли, как, возможно, думает весь Джоди, поэтому сказала, что вы работаете над книгой и заметно продвинулись вперед.
За последний месяц, а то и больше, я не добавил в «Место убийства» ни слова, а те два раза, когда брал рукопись в руки и пытался прочитать, у меня возникало ощущение, что она написана на карфагенском третьего столетия до нашей эры.
— Я рад, что у нее все хорошо.
— К концу месяца Сейди пробудет в Рино положенные шесть недель, но она решила остаться там на весь летний отпуск. Говорит, что чаевые очень хорошие.
— Вы попросили у нее фотографию мужа, который скоро станет бывшим?
— Перед отъездом. Она сказала, что у нее нет ни одной. У родителей, по ее мнению, есть несколько, но она отказалась писать им об этом. Они не смирились с тем, что у молодых все кончено, а подобное письмо могло возродить ложные надежды. Она также уверена, что вы перегибаете палку. «Чрезмерно перегибает палку» — так она сказала.
Моя Сейди вполне могла так сказать. Только уже не моя. Теперь она стала эй, официантка, принесите нам еще по стаканчику… и на этот раз наклонитесь чуть ниже. У любого мужчины есть ревнивая струнка, и моя резко зазвенела утром пятого июля.
— Джордж? Я уверена, вы ей по-прежнему небезразличны, и, возможно, еще не поздно все уладить.
Я подумал о Ли Освальде, который только через девять месяцев попытается убить генерала Эдвина Уокера.
— Еще слишком рано.
— Простите?
— Не важно. Приятно поговорить с вами, миз Элли, но очень скоро телефонистка попросит добавить денег, а у меня закончились четвертаки.
— А не могли бы вы приехать к нам на бургер и молочный коктейль? В закусочную? Если сможете, я приглашу Дека Симмонса составить нам компанию. Он почти каждый день спрашивает о вас.
В это утро подбодрить меня могла только мысль о поездке в Джоди и встрече с друзьями из средней школы.
— С удовольствием. Сегодняшний вечер подойдет? Скажем, в пять часов?
— Отлично. Мы, сельские мышки, ужинаем рано.
— Отлично. Я приеду. Буду счастлив.
— Я тоже.
Эл Стивенс нанял девушку, которую я учил деловому английскому, и она просияла, увидев, что я сижу вместе с Элли и Деком. Меня это тронуло.
— Мистер Амберсон! Как приятно вас видеть! Как поживаете?
— Все отлично, Дорри.
— Что ж, заказывайте побольше. Вы похудели.
— Это правда, — кивнула Элли. — Вам не хватает заботливой руки.
Мексиканский загар Дека сошел — выйдя на пенсию, он большую часть времени проводил под крышей и определенно подобрал тот вес, который я потерял. Дек крепко пожал мне руку и сказал, что очень рад меня видеть. Никакой фальши в его поведении я не уловил. Как и в поведении Элли Докерти, если на то пошло. И я уже начал склоняться к мысли, что повел себя как безумец, променяв Джоди на Мерседес-стрит, где праздновали Четвертое июля, взрывая куриц. Оставалось только надеяться, что спасение жизни Кеннеди того стоило.
Мы съели гамбургеры, картофель фри, яблочный пирог с шариком мороженого. Поговорили о том, кто чем занимается, посмеялись над Дэнни Лаверти, который наконец-то взялся за давно обещанную книгу. Элли сообщила, со слов жены Лаверти, что первая глава называлась «Я вступил в бой».