— Вы не должны волноваться из-за этой чертовой пьесы только потому, что Эллен Докерти готова ради нее выпрыгнуть из трусов, — говорил мне Дек. — Дописывайте свою книгу, я уверен, она станет бестселлером, и никогда не оглядывайтесь. Живите в свое удовольствие в Нью-Йорке. Выпивайте с Норманом Мейлером и Ирвином Шоу в таверне «Белая лошадь».
— Да-да, — кивнул я. Джон Уэйн дул в горн. — Я не думаю, что Норману Мейлеру стоит тревожиться из-за этого романа. И Ирвину Шоу тоже.
— Опять же, вы добились такого успеха с инсценировкой романа «О мышах и людях», — продолжил Дек. — Все, что вы поставите теперь, в сравнении с первой постановкой вызовет разочарование… Ой, Господи, вы только посмотрите! Стрела только что пробила шляпу Джону Уэйну! Как хорошо, что она такая большая!
Его предположение, что моя вторая постановка может проиграть в сравнении с первой, неожиданно больно задело меня. Я подумал о том, что наши с Сейди повторные танцы уступали первому, хотя мы очень старались.
Дек не отрывал глаз от экрана, так его увлекло происходящее там, но вдруг сказал:
— А кроме того, Крысеныш Силвестер выразил желание поставить школьный спектакль. Он говорит о «Мышьяке и старых кружевах»[122]. По его словам, они с женой видели постановку в Далласе двумя годами ранее, и зал ревел от восторга.
Господи, такой банальный сюжет. И Фред Силвестер с кафедры физики — режиссер? Я сомневался, что доверил бы Крысенышу руководить подготовкой учеников начальной школы к эвакуации в случае пожара. А если такой талантливый, но пока мало что умеющий актер, как Майк Кослоу, попадет в руки Крысеныша, процесс взросления замедлится лет на пять. Крысеныш и «Мышьяк и старые кружева». Боже мой!
— Да и в любом случае уже нет времени поставить что-нибудь стоящее, — продолжил Дек. — Вот я и говорю, дадим Крысенышу шанс. Никогда не любил этого суетливого сукина сына.
Насколько я знал, никто его не любил, за исключением, возможно, миссис Крысеныш, которая суетилась рядом на каждом школьном или кафедральном мероприятии, закутанная в акры кисеи. Но провалился бы не только он. Пострадали бы и дети.
— Они могут подготовить эстрадный концерт. На это времени хватит.
— Ох, Господи, Джордж. Уоллес Бири только что получил стрелу в плечо. Я думаю, ему не выжить.
— Дек!
— Нет, Джон Уэйн оттаскивает его в безопасное место. Этот старый фильм такой бестолковый, но мне нравится. А вам?
— Вы слышали, что я сказал?
Фильм прервался рекламным роликом. Кинэн Уинн вылез из кабины бульдозера, снял каску и сообщил миру, что отшагал бы милю ради «Кэмела». Дек повернулся ко мне.
— Нет, должно быть, отвлекся.
Хитрый старый лис. Отвлекся он!
— Я сказал, что у них есть время подготовить эстрадный концерт. Сборную солянку. Песни, танцы, анекдоты, миниатюры.
— Все, кроме канкана? Или вы думаете, что без этого не обойтись?
— Не надо утрировать.
— Значит, получится водевиль. Мне всегда нравились водевили. «Спокойной ночи, миссис Калабас, где бы вы ни были» и все такое.
Он достал из кармана кардигана трубку, набил ее табаком «Принц Альберт», раскурил.
— Знаете, мы пытались сделать что-то подобное в «Грандже». Шоу называлось «Джодийское гулянье». В конце сороковых, правда, перестали. Людей это смущало, хотя никто прямо этого не говорил. И водевилем мы это не называли.
— О чем вы?
— Мы устраивали менестрель-шоу[123], Джордж. В нем участвовали ковбои и работники с ферм. Все закрашивали лица черным, пели и танцевали, шутили, как им казалось, с негритянским выговором. Отталкивались, конечно, от «Амос и Энди»[124].
Я захохотал.
— Кто-нибудь играл на банджо?
— Если на то пошло, пару раз наша нынешняя директриса.
— Эллен играла на банджо в менестрель-шоу?
— Осторожнее, вы начинаете говорить пятистопным ямбом. Это может привести к мании величия, партнер.
Я наклонился вперед.
— Расскажите мне одну из шуток.
Дек откашлялся, потом заговорил на два низких голоса:
— «Слушай, брат Тамбо, чё ты купил эту баночку вазелина? — Я подумал, она стоит сорока девяти центов!»
Он выжидающе посмотрел на меня, и я понял, что это юмор.
— Они смеялись? — Я боялся услышать ответ.