Из лекаря Самойлович стал штаб-лекарем и ведущим сотрудником противочумной комиссии при сенате. Фактически он три года координировал борьбу с чумой во всех концах империи. Осенью 1774-го ему довелось иметь дело с отдаленным последствием чумного бунта. В Москву доставили пленного «государя Петра Фёдоровича». Это был Емельян Пугачёв, который решил использовать слухи и выдать себя за убитого в Ропше царя.
Прокурор вызвал Самойловича в застенок на монетном дворе, где содержался самозванец, из опасения, что Пугачёв не доживет до казни. Вождь крестьянской войны явно умирал от воспаления легких. Запертый в холодном подвале, он не мог прилечь в своей тесной клетке. Пугачёв висел на короткой цепи как распятый. Самойлович распорядился перевести его в теплое помещение, выписал лекарства из сенатской аптеки и на две недели запретил допросы.
Когда пациент пошел на поправку, к нему перестали допускать врача. Совершенно здоровый Пугачёв был публично четвертован на Болотной площади. Штаб-лекарь Самойлович стоял у самого эшафота и наблюдал, как государь Пётр Фёдорович умирает в последний раз.
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Иван Мосин: Так и непонятно, как боролись с чумой в итоге? Т. е. до настоящих прививок еще добрая сотня лет, а что Самойлович понял и делал?
Ответ: Организовал работу больниц, исходя из предположения, что заражение при бубонной форме чумы происходит только при контакте с больным либо его вещами – это было весьма важно для опровержения теории миазмы и позволило всю энергию исследования направить на дезинфекцию.
Показал, что при заражении чумой она проявляется самое большее за 16 дней, что позволило отказаться от утомительного и разорительного традиционного 42-дневного карантина.
Добился замены сожжения вещей и жилища больного на дезинфекцию. Это было важно не только для пациентов, которым теперь не грозило полное разорение, и для международной торговли, но и для больниц: гораздо накладнее сжигать больничную одежду, чем ее обеззараживать.
Стал первым сортировать больных, переводя выздоравливающих из общего отделения.
Подобрал для выздоравливающих специальную диету, что увеличило долю тех, кого удавалось выхаживать.
Когда Самойлович показал, что при бубонной чуме надо избегать контакта с больными, стало ясно, как быть с гигиеной. Несомненно, при любой эпидемии в городе здоровые должны почаще мыться, чисто механически удаляя с себя возбудитель инфекции.
Сохранился письменный ответ Самойловича на вопрос, заданный Орловым 30 сентября: «Какие суть средства надежнейшие к предохранению?»
Самойлович высказался за «чистоту в доме, частое обмывание тела холодною водою и, если кто может, уксусом; открытый воздух, пищу кислую как можно из земляных овощей, а меньше всего употребление мяса». Это не самый полный ответ из тех 23, которые дали собранные врачи, но с ним многие согласились.
Другое дело, что мыться рекомендовали индивидуально, не в общественных банях. Их открыли, когда прекратились смерти от чумы, в мае 1772 г.
Алина Лесоводская: Очень интересно, но хотелось продолжения истории с открытием вакцинации.
Ответ: Наука того времени не позволила отобрать по-настоящему «доброкачественный» гной, где возбудитель гарантированно ослаблен. Поэтому продолжения в техническом смысле при жизни Самойловича его мысль не получила, но как идея она произвела тогда огромное впечатление. Прежде знали только о вариоляции оспы, и всех поразила сама мысль, что можно привить другую инфекцию, что в принципе любой возбудитель можно ослабить (точнее, не возбудитель, а «яд», как называли тогда заразное начало инфекций). На работу Самойловича можно найти огромное количество ссылок в европейской медицинской литературе XVIII – начала XIX в.
Французская книга Самойловича о чуме прославила автора, он стал членом 12 иностранных академий. Такая известность вызвала ревнивое отношение лично Екатерины II, отчего несколько лет Самойлович был безработным. Его не приняли в Российскую академию наук.
Когда Потемкин стал строить новый город Херсон, там началась эпидемия чумы, и пришлось вспомнить Самойловича. Он был главным карантинным врачом всего Причерноморья, пока Потемкин не узнал, что в доме доктора смеются над организацией тех самых «потемкинских деревень». Опять отставка, опять прошение о месте. Новый фаворит Платон Зубов назло Потемкину и из уважения к науке (Зубов, которого знают как юного любовника старухи-императрицы, вообще почитал ученых и помогал им) организовал карантинную службу от Одессы до Тамани и дал Самойловичу как следует там развернуться. Это обошлось дорогой ценой: наездив 30 тысяч верст по плохим дорогам, Самойлович умер в командировке от холецистита, оставив молодую вдову и двух детей, четырех и семи лет.
