Так коллектив очутился под двойным управлением. Это – в теории. А на практике он оказался четко поделен на две команды, выполняющие указания лишь своего непосредственного руководителя: старая часть и пришедшие.
Хуже всех положение оказалось, пожалуй, у меня. Официально я был заместителем Прониной, а указания обязан был выполнять Рущака.
***
Пока суть да дело - в некий переходный период, растянувшийся на четыре месяца, новой команде следовало в рамках привычного формата А-2 разработать новую модель бывшего органа ЦК КПТ, мало изменившегося за годы независимости. Вот как это происходило.
Рабочий день для нас начинался, как и у остальных, в 9.00. Однако заниматься чем-либо серьезным возможности не существовало: допорошенковская часть редакции выпускала газету. Таким образом вся техника была занята. Даже набрать написанный материал выливалось в проблему – обязательно нужно что-то набирать в номер. По большому счету, это был своеобразный саботаж. А не придерешься!
В результате этого молчаливого противостояния к РАБОТЕ удавалось приступить исключительно после 18.00 (иногда, когда текущий номер задерживался, и позже) и по выходным. Естественно, времени не хватало – сидели неизменно до 23.50, чтобы успеть на последний поезд метро. Иными словами, наш рабочий день длился с 9.00 до полуночи или 15 полновесных часов.
***
Уже первая летучка убедительно подтвердила: в редакции не один, а два коллектива. Причем если наш к старожилам относился индифферентно, то они нас – люто ненавидели. Ни о какой даже околообъективной оценке совместной работы в такой обстановке даже речи вести было глупо. Действовал единственный принцип «Мочи чужих!»
Обстановка накалялась буквально с каждой неделей. Из прежней гвардии на нашу сторону, если можно так выразиться, открыто встали только заместитель, а также секретарь главного редактора Наталья Свичколап и Галина Середюк. Поддерживали – корректора и наборщицы. Обстановка складывалась жуткая. В моем понимании. Ибо некоторые, причем с обеих сторон, в состоянии «войны» чувствовали себя, как рыба в воде.
Вот картинка с натуры. На очередной летучке я тактично (иначе просто не умею) покритиковал материал Виктории Яснопольской. Та, будучи негласной правой рукой Ольги Прониной, видимо, забыла, что такое разбор полетов. И, расплакавшись, убежала.
После завершения творческих посиделок меня пригласил к себе в кабинет Александр Рущак:
- Нехорошо как-то получилось!
- Честно говоря, я ничего не понял. Она пару недель назад на меня наехала с выражениями типа «Так может писать только Ломброзо». Так мне что – повеситься следовало?!
- Но она же – женщина! Как ты не понимаешь… Я тебя прошу: сходи к ней – успокой.
- Саша, честно, я не въезжаю…
- Ну, я тебя не просто прошу, а очень прошу, как однокурсника: сходи. Наша команда должна быть выше этого и не поддаваться на провокации с их стороны.
Короче, через пяток минут я, как ни было противно, вертелся перед Яснопольской, как вошь на гребешке.
***
Подобные ситуации возникают едва не ежедневно. И мы, как шахтеры угольную пыль, демонстрирую высшие образцы всепрощенства, должны эти унижения глотать. Дошло до того, что я написал заявление на увольнение по собственному желанию и отнес его шеф-редактору. Объясняя этот свой шаг, я честно сказал, что устал играть роль боксерской груши и мальчика для битья всеми, кто не поленится поднять руку. Что, если откровенно (а как еще может быть между нами?), я столько здоровья, как здесь, угробил разве что после развала СССР в Екатеринбурге. И если так пойдет дальше, то скоро обязательно получу инфаркт.
Александр Александрович поднял на меня измученные глаза:
- Я тебя понимаю. Думаешь мне легко? Но если считаешь вправе оставить меня на съедение волкам одного, я эту бумагу подпишу. Однако прошу: возьми ее, пойди к себе в кабинет и еще раз взвесь все детали.
Еще в коридоре заявление я порвал и бросил в мусорную корзину.
***
Надо знать Рущака: диктата над собой он не терпит. Даже минимального. А Лясовскому нужно проводить политику Порошенко – ля этой цели он и поставлен «надзирающим». Объективности ради скажу: Владислав Евгеньевич поначалу предпринимал попытки по-честному «поделить руководство редакцией». Однако Александр Александрович ничем ни с кем делиться не желал. И едва не в первую очередь тем, что касалось финансов, в том числе рекламных поступлений. Противостояние кончилось тем, что «прессовал» нас уже не только старый коллектив, но и …собственные учредители.
