– Какая еще охрана? – не врубаюсь я.
– Какая, какая?! – передразнивает меня кто-то из комитета комсомола. – Здание опечатали, вот милиция и стережет, чтобы мы туда тайно не проникли.
Я все еще не верю. Иду к КАМАЗу, заглядываю в кабину. Действительно сидят два милиционера.
– И давно здесь? – спрашиваю.
– А ты кто такой, чтобы мы перед тобой отчитывались?! – огрызается один из них.
– Журналист, – говорю я правду.
– Да с ночи! – нехотя отвечает второй. – Однако какую-либо информацию нам давать запрещено.
Я понимающе киваю и направляюсь к грибникам.
Забегая вперед, скажу: в КАМАЗе, сменяя друг друга, стражи порядка дежурили до понедельника. И так – наверняка по всей стране.
Это же сколько сил отвлечено от борьбы с разбойниками, ворами, бандитами на ничтожную работу по охране зданий партийных комитетов?!
***
Утром в понедельник у здания горкома собрались руководители расквартированных там организаций (кроме партийного и комсомольского городских комитетов, редакции газеты, еще и комитет народного контроля, ветеранская организация, туристическое бюро). Появились прокурор Уренгоя (видимо, решил, что, в случае чего, личное присутствие будет оправдать легче, чем собственноручно подписанный ордер на обыск) и какой-то депутат местного Совета. Сорвали бумажку, «опечатывающую» здание, и вошли.
Не буду говорить, как проходил обыск в остальных кабинетах – меня там в этот момент не было. Расскажу о своем.
Итак, первым делом прокурор попросил открыть сейф (мысленно похвалил себя за пятничную предусмотрительность: докажи теперь, что находящиеся в нем вещи – моя собственность еще с Ашхабада, а не взятки). Беру ключ, открываю верхнее отделение. Торичеллиева пустота.
– Второй! – дает команду прокурор.
Распахиваю дверцу. Сцена – почти из «Ревизора»: взору «дознавателей» предстают… пять рулончиков пипифакса. На меня смотрят, как на Джеймса Бонда, сумевшего в последний момент спрятать концы в воду.
Депутат – вы не поверите – бросается к стулу, становится на него и тянется к портрету Ленина, висящему на стене. Честное слово, в этот кабинет я занимал пять месяцев, но понятия не имел о портрете. Не обращал внимания на стены. Депутат, между тем, начал яростно елозить по обратной стороне изображения «самого человечного человека». Что он там искал?! Неужели секретные донесения или шифрограммы? У редактора городской газеты, да еще выходящей на краю света?!!
Потерпев фиаско, депутат начал с не меньшим азартом перелистывать откидной календарь, внимательно перечитывая каждую страницах. Мне показалось, что прокурор опустил глаза, понимая всю нелепость действий новоявленного и, что там миндальничать, туповатого «следака» из народа. Компры не находилось. Оставались только папки с загонными материалами. Так что дошла очередь и до них. Едва глянув на пару статей, депутат удовлетворенно хмыкнул и многозначительно сказал прокурору:
– Все ясно! Антигосударственные статьи.
Надо сказать, что сторонником Ельцина, как и проводимого им курса, я в последнее время не был (продолжаю уважать Бориса Николаевича за единственный поступок – его «поход» против Горбачева и Раисы Максимовны на одном из пленумов ЦК). О чем и писал в каждом номере газеты, которую возглавлял. Так что позиция и издания, и главного редактора давно уже была известна всем читателям. Увы, представитель победившего народа к читающей публике, видимо, нет относился. А ведь именно такие, как он, ныне вершат судьбы страны.
Право, страну жалко…
***
Незадолго до ГКЧП новоуренгойский горком КПСС «рекомендовал» на работу в горисполком многолетнюю заведующую парткабинетом. «Рекомендация», естественно, была встречена с пониманием.
И вот Компартию запретили. Все, занятые в ее структурах, остались у разбитого корыта. Пришлось озаботиться собственным трудоустройством и нам с супругой, ведь газета «Вестник Уренгоя» тоже приказала долго жить.
И тут выяснилось, что поиски работы, лишившееся ее по Указу президента Ельцина о роспуске партии, следует начинать с управделами горисполкома. Отправились туда.
Каким же было наше удивление, когда узнали в чиновнице недавнюю заведующую партийным кабинетом горкома КПСС. Признаюсь: на душе сразу немного полегчало – все-таки своя, поймет, в какой ныне мы ситуации.
