Однако радостное событие было несколько омрачено. Ницше хотел предстать перед Вагнером в наилучшем свете, и потому торопил портного, которому когда-то заказал костюм. Портной вошел в положение молодого человека и даже принес платье к нему домой. Ницше примерил платье – оно сидело хорошо; он поблагодарил мастера, но тот не ушел – за костюм нужно заплатить. Ницше относительно денег «всегда держался особого мнения», как пишет наиболее авторитетный специалист по Ницше, биограф философа Д. Галеви. В итоге все закончилось тем, что портной ушел, унеся с собой вожделенную обнову. Пристыженный Ницше с неудовольствием осмотрел свой черный сюртук, очень сомневаясь в том, что он достаточно хорош для Вагнера, но наконец все же надел его. «…Идет проливной дождь. Часы показывают четверть девятого. Я выхожу; на дворе черная, дождливая ночь, и я тоже, несчастнейший из смертных, одет в черное и даже не во фрак, но пребываю в самом романтическом настроении».
Однако сюртук не помешал Ницше познакомиться и подружиться с Вагнером. Кроме музыки, они сразу нашли еще одну глубоко волновавшую их тему – философию Шопенгауэра. Ницше был очарован дружелюбием и живостью Вагнера, первой поистине гениальной творческой личностью, встреченной им на жизненном пути. Его ослепил не ореол славы Вагнера, а действительно независимое мышление известного музыканта. Вагнер, как и Ницше, стремился к обновлению немецкой культуры.
После знакомства Ницше погрузился в чтение эстетических произведений Вагнера «Искусство и революция» и «Опера и драма». Вновь его начали одолевать сомнения в правильности того, что он избрал своей профессией филологию. Но именно в это время произошли события, задержавшие Ницше на десять лет в оковах филологической науки.
В декабре 1868 года в Базельском университете освободилось место на кафедре греческого языка и литературы, руководитель которой, профессор А. Кисслинг, принял приглашение перейти в университет Гамбурга. Он обратился к своему бывшему боннскому наставнику Ричлю с вопросом о том, нельзя ли пригласить в Базель Ницше, чьи работы по античной литературе были ему хорошо знакомы из журнала «Рейнский музей филологии». Фридрих был польщен выпавшей честью занять пост экстраординарного профессора университета без диссертации и даже без завершенного полностью курса обучения. В приглашении его привлекало еще одно – возможность ближе сойтись с Вагнером, проживавшим с 1866 года в Трибшене близ Люцерна.
Перед отъездом Ницше намеревался защитить в Лейпциге диссертацию на основе своих исследований о Диогене Лаэртском. Однако совет факультета единодушно решил, что опубликованные статьи Ницше вполне заменяют диссертацию, и 23 марта ему присудили степень доктора без обязательной публичной защиты. Осталось решить еще одну проблему. Ницше колебался, не зная, как поступить: следовало ли при переезде в Базель сохранить прусское гражданство или же принять швейцарское? После раздумий 17 апреля 1869 года он отказался от прусского подданства, но швейцарского гражданства не получил, став «гражданином мира».
Ницше не слишком торопился в Базель. Вначале он отправился в Кельн и Бонн, оттуда спустился по Рейну до Бибериха, далее по железной дороге до Висбадена. Затем молодой человек посетил Гейдельберг, где любовался величественными руинами старого замка и живописными окрестностями на холмистых берегах Неккара. На следующий день он сел в поезд, идущий до Базеля, но перед Карлсруэ узнал от попутчиков, что вечером в баденской столице будет дана опера Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры». Не в силах побороть искушение, Фридрих остановился в Карлсруэ, чтобы еще раз насладиться любимой оперой. Он сошел на перрон вокзала в Базеле 19 апреля 1868 года.
К тому времени Ницше превратился в скромного, тихого и почтительного человека, как и подобает профессору классической филологии. По свидетельству биографа Ницше Д. Галеви, у философа «была привычка тихо говорить, спокойные черты лица и обращенные вглубь, точно вдаль, глаза. Его легко было не заметить, так мало было выдающегося в его внешнем облике. В обычной жизни он отличался большой вежливостью, почти женской мягкостью, постоянной ровностью характера. Ему нравились изысканные манеры в обращении, и при первой встрече он поражал своей несколько деланной церемонностью».
