Гудериан заявил, что это решение принял он, но Гитлер ответил ему: «Нет, я преследую не вас, но генштабистов. Для меня невыносимо, когда кучка интеллектуалов осмеливается навязывать свое мнение старшим по званию».
Гитлер арестовал полковника и двух подполковников оперативного управления. Гудериан потребовал расследования, и два агента гестапо несколько дней допрашивали его. Эти допросы отняли у Гудериана много времени и нервной энергии в момент, когда на Восточном фронте разворачивалась битва не на жизнь, а на смерть. Гудериан добился, чтобы двух офицеров отпустили, но третий остался в концентрационном лагере до конца войны.
25 января Гудериан попытался заставить министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа уговорить Гитлера, чтобы тот заключил перемирие на Западном фронте, продолжая при этом сражаться с русскими на востоке. Риббентроп ответил, что у него не хватит смелости подойти к фюреру с таким предложением. Когда Гудериан собрался уходить, Риббентроп сказал: «Этот разговор останется между нами не так ли?» Гудериан заверил его в этом. Но Риббентроп сам разболтал все Гитлеру, и в тот же вечер фюрер обвинил Гудериана в измене.
Между тем русские войска продолжали продвигаться вперед на всех фронтах, 19 января дошли до германской границы в Силезии и вскоре захватили всю Верхнюю Силезию. Войска Жукова взяли Лодзь, Познань, пересекли немецкую границу и 31 января вышли к Одеру вблизи Кюстрина (ныне Костриш), всего в 40 милях от Берлина. Теперь 380 миль отделяли русских от передовых позиций западных союзников.
В то же время Рокоссовский подошел к южным воротам Восточной Пруссии у Млавы и двинулся к Данцигскому заливу, изолировав германские войска в Восточной Пруссии. Немцы отошли в Кенигсберг (ныне Калининград), где их осадили русские войска.
Фактически ничем не сдерживаемое продвижение Красной армии вызвало лихорадочное бегство большинства немцев — гражданских лиц на запад. Потоки беженцев запрудили дороги, создавая сутолоку и неразбериху, и весьма усложняли продвижение войск.
Теперь Гитлер окончательно потерял связь с действительностью. Когда Рур разбомбили вдребезги и уже была захвачена Верхняя Силезия, Альберт Шпеер, министр вооружений Германии, направил Гитлеру меморандум, начинавшийся словами: «Война проиграна». Гитлер прочитал первое предложение и запер меморандум в сейф. Шпеер попросил о личной встрече, чтобы объяснить, в каком отчаянном положении находится Германия. Но фюрер отклонил его просьбу и сказал Гудериану: «Я отказываюсь больше с кем-либо говорить наедине. Любой человек, который просит встретиться со мной с глазу на глаз, всегда делает так потому, что у него есть для меня неприятные новости. А я этого не выношу».
Красная армия перерасходовала свои боеприпасы и продовольствие, а оттепель в первые недели февраля еще больше тормозила поставку снабжения, так как дороги превратились в трясину. К тому же на Одере вскрылся лед, и это стало дополнительным препятствием. Гудериан собрал все войска, которые только смог найти. Это остановило русских только на одном небольшом плацдарме над Одером возле Кюстрина и Франкфурта-на-Одере.
Тем временем Конев в Силезии расширил плацдармы к северу от Бреслау (ныне Вроцлав), затем двинулся на север по левому берегу Одера и 13 февраля достиг Зоммерфельда (ныне Любско). В тот же день пал Будапешт; попытка Гитлера деблокировать его провалилась. Капитуляция Будапешта принесла русским 110 000 пленных. 15 февраля войска Конева подошли к реке Нейссе возле ее слияния с Одером и сравнялись с войсками Жукова.
К третьей неделе февраля фронт на Востоке стабилизировался с помощью подкреплений, переброшенных с Запада и из внутренних регионов страны.
Кризис, вызванный угрозой русских, привел Гитлера к решению, что необходимо пожертвовать обороной Рейна ради удержания Одера.
Гитлер отвел большую часть своих оставшихся сил на восток, все еще веря, что западные союзники не смогут возобновить наступление из-за потерь в Арденнах. Он нацелил свои «Фау-1» и «Фау-2» на Антверпен, надеясь остановить прибытие припасов союзников. Всего немцы выпустили по Антверпену и другим целям 8000 ракет «Фау», но ущерб, который они причинили, был незначительным.
