Вышли, остановились. Сзади грубо пихнули в спину, так что Лёха взвыл от боли и упал бы, если бы не крепкая рука Фиксатого. Он даже поблагодарить собирался, глянул ему в лицо, а лицо в профиль только видно и профиль тот, хмур весьма. Фиксатый убрал свою руку, так и не глянув на него. Он смотрел строго вперёд. Спустя секунду буркнул матерную фразу и замолчал. Третий пассажир вагона и вовсе молчал, слегка бледный щеками. Лёха занял место в длинной шеренге. Постарался выпрямиться, но не смог – позвоночник прострелило болью. Пришлось стоять, согнувшись в бублик. Что всё же не помешало немного осмотреться. Шеренг тут две. Стоят вдоль поезда. Толпа людей в самой разнообразной одежде, очень разные и лицами. И смуглые тут, и славянского типа и горбоносые и узкоглазые, всякие. Со всей страны народ собрался…, за плечами впередистоящих, он увидел ворота и забор. И пулемётные вышки по всей его длине.
А перед ними, редкая цепь людей в камуфляже, с автоматами, направленными на них.
На мгновение показалось, что сейчас прозвучит команда и цепь разразится треском автоматных очередей, начнут на землю падать люди изрешечённые пулями, поднимется паника, волна людей рванёт вперёд, тут же ударят пулемёты с вышек…
Конечно, ничего этого не было. Из-за цепи солдат, или кто они там были, вышла троица подтянутых пожилых парней в камуфляже. Один открыл тонкую папочку и заорал:
-Слева направо, по одному! И живо!
Лёха не понял, что это значит, как и многие в строю - вон переглядываются…, тот, кто стоял крайним слева, напротив, сразу понял, чего ждёт этот мужик в камуфляже. Парень подбежал к нему, вытянулся в струнку и громко произнёс:
-Кривошеев, 105, часть четвёртая, 15 лет.
-Ага, есть такой…, - солдат повернул голову к одному из сопровождающих, стал на него смотреть. Тот меланхолично смотрит куда-то вдаль. – Майор. – Ноль реакции. – Майор блять!!!
-А!? Что? – Встрепенулся майор, часто моргая и вытаскивая из кармана пачку сигарет.
-Ну и?
-Да я это… - Майор поспешно убрал сигареты – видимо, вспомнил, зачем сюда пришёл. Достал из кармана какую-то коробочку. – Сюда подойди. – Это он Кривошееву. – Парень подчинился, майор поднёс к его лицу коробочку. Полыхнул зеленоватый отсвет, майор кивнул одобрительно, опуская прибор на вытянутой руке. – Он самый, 105-ая, Кривошеев.
-Следующий!
Кривошеев, направляемый в нужную сторону тычком автомата, отправился в сторону ворот, в коих имелась врезанная дверь, вполне обычных размеров. Она сейчас открыта, туда его и повели. Собственно, туда увели их всех. Что располагалось за дверью, в полной мере он так никогда и не увидел, со двора тюрьмы, местность между забором и зданиями, не просматривалась. Он запнулся об собственные ноги и упал в трёх шагах от двери. Пинок под рёбра, призванный поднять его, эффекта не возымел. Перед тем как отключиться, он услышал чьи-то слова.
-В лазарет. Этот уёбок должен был в поезде сам сдохнуть, а тут нам это нахер не надо. У нас и так не статистика, а говна кусок. Ёбаные гондоны, дохнут как мухи. Какого, вообще, хуя, преступность нынче из одних ебучих дрищей? Ладно, тащите козла этого…
Новое пробуждение, оказалось, пожалуй, самым приятным днём в его жизни за последние месяцы, а может и самым приятным в жизни. В то утро, когда он открыл глаза, у него ничего не болело. В теле приятная лёгкость, взгляд ясный, а мир слегка плавает, словно он пьян.
-Очухался? – Он нашёл взглядом говорившего. Тот стоял слева, взгляд выхватил из картины мира не только заспанное лицо парня в камуфляже и белом халате, надетым поверх него, но и высокий поручень кровати, к коему наручниками была пристёгнута его рука. – Говорить можешь?
-Вроде бы. – Слабо отозвался он.
-Нормально. – Парень зевнул, поправил цевьё автомата. – Пойду, скажу лепиле, что ты очухался, обрадуется бродяга, он же думал, ты кони двинешь. Так-то похер конечно, чего у нас тут зеки не подыхали? Подыхали, до жопы всяких подыхало. А лепила, каждый раз в аут падает. Как кто сдохнет он в аут – стопарь за стопарём глушит, а пить вообще не умеет. Ну, я щас.
И вышел из палаты. Да, палата…, решётки на окнах, решётки на стальной двери. Но всё белое, стены, потолки. Единственное разноцветное пятно, это надпись возле двери «труд исправляет!», пониже вторая надпись «а честный труд исправляет вдвойне!».
