— А как вы узнаете, что обитатели планеты разумны?
— По уровню застенчивости, — ответил Контактер. — Разумные существа ничего не должны стесняться.
Роберт Шекли. Миссия Разума
Возможно, некоторые читатели будут слегка шокированы отдельными эпизодами интимного характера, встречающимися в тексте. Причина их появления в данной книге заключается в том, что автор — профессиональный биолог. Натуралисту, привыкшему видеть простой биологический смысл многих явлений нашей жизни, очень трудно следовать придуманным обществом правилам и инструкциям в творчестве. Как, например, понять, почему описание слезинки, катящейся по девичьей щеке — это высокая поэзия, а описание капли влагалищной смазки, стекающей по бедру той же самой девушки — грязная порнография? Ведь появление второй капельки обусловлено не менее хитроумной связью между эмоциями и железами слизистой оболочки, чем появление первой.
Духовная красота человека — в сложности работы мозга, в богатстве восприятия и тонкости психики, а не в умении прикрывать половые органы трусами. И настоящая любовь прекрасна во всех своих проявлениях, будь то стихи влюбленного поэта или зачаровывающая симфония женского оргазма. Глупо и бессмысленно восторгаться стихами, не будучи в состоянии оценить музыку плотской любви.
И еще одно важное замечание. За исключением геккончика Мойше, все действующие лица этой книги — вымышленные литературные персонажи. Их возможное сходство с реальными людьми, животными и государствами — результат случайного совпадения, о котором автор заранее сожалеет.
Из всех гнуснейших человеческих пороков наиболее омерзительным является благоразумие.
Джордано Бруно
Ночь прошла. Угловатые тени домов медленно проступали в сером отсвете московского неба. Мы лежали на спинах, прижавшись друг к другу боками, уставшие настолько, что не хотелось даже спать. Одеяло давно валялось на полу, но в это дождливое октябрьское утро нам не было холодно — мы все еще не могли остыть.
Вдруг Ирочка приподнялась, села мне на бедра, упершись ладонями в плечи, заглянула в глаза и жалобно попросила:
— Не уезжай.
Я молча провел ладонями по ее груди. Бархатистые соски упруго выскочили из-под кончиков пальцев и снова уставились на меня.
— Не уезжай, пожалуйста, — повторила она. — Посмотри, какая я красивая.
Я посмотрел в ее искрящиеся карие глаза, на чудесную грудь, на изящную талию, мягко раширявшуюся к нешироким, но крепким бедрам, молча приподнялся на локтях и принялся ловить губами непослушные соски. Она заставила меня снова лечь и настойчиво сказала:
— Не уезжай. Мне будет скучно без тебя.
Что я мог ей ответить? Мы познакомились полгода назад, но за все это время только чуть больше месяца были вместе. Сначала я ездил в Европу, потом — в Китай. Теперь снова приходилось надолго уезжать. Наука, моя профессия, фактически перестала существовать. Небольшая фирма, в которой я работал последнее время, тоже почти обанкротилась из-за падения спроса на оба вида наших товаров. Детские книжки никто не покупал, а цены на стрелковое оружие снизились в связи с прекращением военных действий в Карабахе. Зарплату нам выдавали то контрабандным виски, то не прошедшей санэпиднадзор телятиной.
По-моему, необходимость заниматься дважды в месяц разделкой телячьих туш на полу офиса, притом, что он расположен в городской квартире на Тверской (пятый этаж, лифт не работает), а вокруг по колено в крови бегают на грани обморока пожилые детские писательницы и корректоры — уже достаточное основание для эмиграции. А представьте себе, что началось, когда мы выбросили кости во двор! Сбежалась половина городской милиции, а мы как раз отпускали товар нашим лучшим клиентам — славным парням из Фронта Освобождения Карабаха.
Все это еще можно было терпеть, но когда зарплату выдавать перестали вовсе, мне ничего не оставалось, как попробовать подработать за границей.
К счастью, за этот месяц с Ирочкой я научился отвлекать ее от неприятных разговоров. Положив пальцы на ее тоненький затылок, я нащупал место, где начинали расти густые темно-русые волосы, и медленно повел рукой вниз по гладкой ложбинке спины. Ирочка напряглась и прикрыла глаза, но тут же открыла их и упрямо проговорила, нахмурившись:
