Жизнь радует

Неудивительно, что речные капитаны, даже простые матросы, не верили, что  моряк может переучиться и стать классным судоводителем на реке. 

Все было не так просто. Я видел, как молодые речные штурмана, оставленные на  дежурстве, как сторожа, иногда вынуждены были срочно самостоятельно  перещвартоваться, тыкались носом в борта других судов, гнули леера, борта,  ломали привальники и со слезами на глазах и дрожа учились делу. Жизнь  требовала. 

Я помню и молодых летунов – два рыжеволосых пилота на двукрылом биплане  везли нас из Калининграда в Питер. 

В полуденный час мы пришли, и сели у летного поля в траву и стали ждать. Было  время, когда люди как овцы, могли гулять по летному полю. 

 - Сейчас полетите, - сказала диспетчер, - летчики меняют покрышку колеса. 

 - Почему сами меняют - Спросил товарищ. 

 - Они сами виноваты, сами и меняют, молодые. 

Мы лежали в высокой траве, любовались видами города, краснокирпичной виллой  «Эдит» в зеленой роще. Нас радовало предощущение полета и встреча с домом.

Потом летели и все время слышали разговоры двух друзей пилотов. Они  постоянно наставляли друг друга. 

 - Пацаны, - смеялся старпом Жилин, - тренируются. 

Пилоты вели свой, явно азартный разговор, о нашем полете. А приземлялись они  нерасчетливо. Снова выскочили за край взлетной полосы. Два белокурых, похожих  друг на друга красивых парня, быстро сменили колесо в Клайпеде. Тоже было и в  Лиепая.

По их разговору было понятно - один - пилот был русский, второй - эстонец. Когда  прилетели в Ригу белокурые парни стали чумазыми, я не назвал бы их нервными,  движения их стали тверже, увереннее. Маршрут их самолета лежал на Таллин и 

мы пересели на другой рейс. А я вот вспомнил, как скрипели крылья их самолета,  а трава на взлетном поле лоснилась под лучами вечернего солнца. 

Я сидел за их спинами и казалось, как штурману, что я сам приземлялся вместе с  ними, учился. 

И сидя в кресле даже крупных авиалайнеров я чувствовал реакцию пилотов на  поведение самолетов. Но на автопилоте не воспринимал.

 Я не раз убеждался, что на всех видах транспорта человек не просто рулит, он  еще и управляет собой. Это главное 

 Я вспомнил другой интересный случай. Летел я, кажется на ТУ - 134, в Одессу.  Сидел в середине самолета слева у иллюминатора, читая газету.

Через час полета, Вдруг, двигатели у самолета заглохли, и он начал проседать 

Мне показалось, что подо мной убрали кресло, но самолет оставался в своем  горизонтальном положении. Это я почувствовал и по движению воздуха вдоль  моего лица вверх и по тяжести внутри под грудью, как бывало в море при шторме.  Стало так непривычно тихо, что показалось - все затаили дыхание, вжимаясь в  кресла. Только две стюардессы, хватаясь за кресла, неуклюже пытались двигаться  вперед к себе, к микрофонам. 

Было слышно как пилоты пытаются запустить двигатели . Правый двигатель 

сделал пару сипящих хлопков и казалось, запускается. Левый молчал. И было  слышно как кто - то пытается прогнать воздух по системе запуска турбин и  металлически цокают клапана, в открытую дверь к пилотам мне было видно как на  правой стенке от входа, механик быстро нажимал на рычаги управления запуском.  А стюардесса, закрыв дверь к пилотам, объявила об экстренной посадке и села в  кресло, вцепившись руками в подлокотники, чтобы удержаться. 

Самолет сохранял горизонтальное положение, но быстро терял высоту, и мне  стало трудно дышать, что - то поднималось к горлу и мешало дышать. Я знал что  это и почему, так выворачивало в шторма. Но люди вокруг тревожно застонали.  Помню в детстве, на пастбище, такой звук издавало стадо коров при отеле одной  из них. 

Самолет будто споткнулся, чуть клюнул носом – правый двигатель запустился и  заработал. Но самолет несся по наклонной к земле, мне все же стало легче  дышать, и я почувствовал, что командир управляет машиной. 

В иллюминатор я видел слева выжатый вверх подкрылок, землю, в сероватой  мгле рисунок полей, далеко под ним, поля и дороги. Я закурил, никто меня не  остановил. Только старуха рядом стала кричать: «О, господи, разобьемся !».