Роман Подольный
Живое
Все началось в тот день. Или кончилось. Скорее, кончилось.
Дождь был мелким, но упорным. Ветер теплым, но резким. Виктор чиркнул спичкой о коробок и поднес ее к сигарете, даже не подумав хотя бы заслонить рукой слабый огонек. И все-таки спичка потухла только после того, как кончик сигареты раскраснелся на ветру, осветив хмурое, твердое, скуластое лицо с крупным носом и ртом. Потом он положил спичку на ноготь большого пальца, щелкнул по ней ногтем указательного - спичка точно влетела в отверстие урны, притулившейся у стены метрах в пяти.
Я привычно проследила ее полет.
Мы шли рядом, наверное, уже в сотый раз, но я так и не могла привыкнуть к его уверенной власти над вещами. Или к тому, как ему подчинялись вещи. Вот и сейчас фонарь, к которому мы подошли, осветил берет с лихо торчащим хвостиком посередине, плащ, остававшийся глаженым и даже почти сухим, несмотря на дождь, брюки и ботинки, на которых не было следов мокрой глины, по которой мы шли, глины, почти целиком покрывшей мои туфли и наверняка лежавшей влажными размытыми пятнами на чулках.
- Ты не должна ехать, - сказал он. - Не имеешь права.
- Но мне же нужно.
- Тебе нужно быть здесь, со мной.
- Это всего две недели, милый.
- Мне будет трудно. Вернее, не будет. Потому что ты не уедешь.
Как мне нравилась в нем эта категоричность. Когда-то. Человек, который всегда знает, чего он хочет! Редкость.
Борис так не мог. Когда Виктор в ресторане разбил нашу пару во время старомодного танца, Борис до того растерялся, что так и застыл посередине зала - огромный, сильный, беспомощный. Я тогда попыталась вырваться, но руки Виктора были такими же твердыми, как его лицо. Мне стало смешно. Борис, кроме всего прочего, был мастером по классической борьбе, и этот незнакомый худой парень не выстоял бы, кажется, против него и минуты. Быть причиной драки мне совсем не улыбалось! И я стала лихорадочно прикидывать, как успокоить Бориса. Такие, как он, еще в детстве привыкают к общему уважению, и тем легче они теряются, встречаясь с дерзостью, и тем сильнее они вспыхивают в ответ на несправедливость.
Я нагнула голову и, глядя на длинные коричневые паркетинки пола, сказала своему незваному партнеру, что устала. Надеялась, он отпустит меня, и я успею перехватить надвигающегося Бориса, которому предстояло обойти несколько уже разделившихся пар.
Партнер остановился, но мои талию и руку не отпустил.
- Видите у стены кресло? Я занял его для вас.
Огромная лапа Бориса, которая умела быть такой ласковой, резко ухватила наглеца за плечо, оторвала от меня, развернула.
- Борис, не на... - крикнула я и не успела договорить. Виктор (тогда я, правда, еще не знала, как его зовут) чуть приподнял правую ногу и резко топнул. И Борис вдруг рухнул наземь, потерянно взмахнул могучими руками.
Виктор нагнулся к нему и рывком поднял на ноги.
- Не надо со мной ссориться, - сказал он миролюбиво, - а то под тобой пол провалится.
И верно, у моих туфель валялась дощечка паркета, выбитая каблуком Виктора из-под ноги Бориса.
Борис растерялся второй раз. А его обидчик взял нас обоих под руки, вывел из ресторанного зала на лестничную площадку, вынул из кармана брюк (с такими стрелками, какие я видела только на манекенах) коробку сигарет. Щелкнул по ней пальцем - и точно три сигареты выскочили из пачки ровно на половину своей длины.
- Меня зовут Виктор.
- Я не курю, - сказала я.
Он щелкнул пачку сбоку, и из трех сигарет одна вернулась на прежнее место. Две другие не шелохнулись.
Борис неслушающимися пальцами взял сигарету.
- Я же тебя мизинцем... могу...
- Конечно, - согласился Виктор. - Но вот ты сейчас левой рукой за перила держишься. А вдруг они обвалятся?
Борис отдернул руку.
- Пол, здесь, конечно, бетонный, а не паркетный, - продолжал Виктор, но ведь бетон крошится.
- Тьфу, черт, - чтобы не потерять лицо, Борису оставалось только рассмеяться, - ты что - волшебник?
- Да нет. Я всего лишь специалист по надежности. А главный постулат нашей науки гласит, что все, могущее сломаться и подвести, сломается и подведет. Как тебя подвел паркет, парень.
