Летом в Хвалынск, как всегда, нагрянули художники. Хвалынск в этих местах слыл второй Швейцарией.
Первых гостей Марья Лукинична проворонила, зато когда приехали трое бородачей из Питера, она всех троих забрала к себе.
– Дом у меня большой, – сказала Марья Лукинична, – места всем хватит. Хотите в горнице живите, хотите в двух других комнатах.
И тихонько пожаловалась на судьбу:
– Раньше-то я постояльцев не пускала, а теперь пришлось: пенсия маленькая, а жить на что-то надо…
Бородатые питерцы дружно поохали, сочувствуя бедной старушке, и тут же выдали ей небольшой аванс.
– Месяц пройдет – остальное отдадим, – пообещал ей курчавый очкарик. – Кто знает, сколько мы здесь протянем!
– Обычно до осени живут, – сказала Марья Лукинична, – которые от службы, конечно, свободные.
– Мы не свободные! – улыбнулся очкарик. И, спохватившись, представился: – Фурш Анатолий Яковлевич, инженер-электронщик. А это – мои коллеги: Синцов Гриша и Гергуладзе Автандил.
Так с разговорами довела Марья Лукинична гостей до своего дома. После небольшого совещания художники решили разместиться в просторной горнице: втроем веселее, да и хозяйке забот меньше.
С рисованием, конечно, в первый день ничего не получилось – пока в баню сходили, да пока обедали, тут и день к закату пошел.
– На пленер завтра с утра двинем, – сказал Анатолий Яковлевич. – А сегодня лучше выспимся хорошенько.
Поужинали гости и легли спать. И Марья Лукинична в своей комнатке легла.
А утром…
– Братцы! – услышала она сквозь сон удивленный и, вместе с тем, радостный голос очкарика Фурша. – Кто в моем альбоме так порезвился?!
Выглянула Марья Лукинична в горницу и видит: сидит за столом Анатолий Яковлевич и альбом огромный листает. А за его спиной другие бородачи стоят и в этот альбом смотрят.
– Это не я! – говорит Автандил. – Ты мою руку знаешь, это не я!
– А я примитивной живописью никогда не увлекался, – шепчет Синцов. – Меня всегда в реализм тянуло…
– Я тоже не рисовал… – Анатолий Яковлевич растерянно посмотрел на Марию Лукиничну. – К вам кто-нибудь вечером заходил?
– Нет. – Хозяйка дома почувствовала неладное. – А в чем дело?
– Да вот альбом мой кто-то разукрасил.
И Анатолий Яковлевич, снова перелистав листы, показал Марии Лукиничне забавные рисунки.
На одном из них был изображен смешной старичок с кудрявой бородкой, на другом красивая лошадь с разноцветными ленточками в гриве, а на третьем кошка с огромными, как чайные блюдечки, глазами.
– Это – Мурка, – признала хозяйка дома свою любимицу. – Это – Зорька, соседа лошадь. А это… Это я и сама не знаю, что за дедок…
– Рисунки великолепные, – похвалил Фурш таинственного живописца, – их не стыдно и на выставку отправить. Только – кто автор? Кто этот загадочный аноним?
Марья Лукинична пожала плечами:
– Сроду у нас никто анонимками не баловался…
Поговорили художники с хозяйкой, поудивлялись, да и отправились после завтрака «на пленер». Забрались на вершину горы Богданихи и стали рисовать эскизы: Автандил – горы меловые, Гриша Синцов – сосны реликтовые, а Анатолий Яковлевич Фурш – Волгу с теплоходами и баржами. Хорошо поработали питерцы, почти до заката трудились.
А утром…
Что такое?! Кто к чужим эскизам свою руку приложил?! У Гергуладзе по горам меловым кони гуляют, у Гриши Синцова из-за сосен реликтовых старички бородатые выглядывают, а у Фурша по реке на плоту старушка плывет – Марья Лукинична собственной персоной. Плот нарисован маленький, а старушка изображена большая: раз в пять крупнее буксирного катера.
– Это не я… – шепчет Автандил, испорченные эскизы разглядывая. – Вы мою руку знаете…
– И я примитивизмом не увлекаюсь, – вторит ему Синцов. – Я – реалист…
Фурш от художеств странных тоже открещивается:
– Братцы, да чтоб я чужую картину тронул… Да никогда!
Марья Лукинична, узнав про «новую новость», чуть от стыда не сгорела: в ее дому и такие фокусы! А успокоившись немного, решила ночью не спать, а озорника-рисовальщика поймать во что бы то ни стало.
И вот, когда все постояльцы улеглись, устроилась пенсионерка Зотова Мария Лукинична в своей комнатушке под дверями на стульчике. В руки, чтобы зря не скучать, спицы с вязаньем взяла, а на столик рядом с собой термос с горячим чаем поставила. Сидит, носочек вяжет, чаек время от времени попивает.
