В лавке пахнет маслами и свежезаваренным чаем, которым ты поишь клиенток, двух пухлых блондинок, впаривая им в сотый раз за эту неделю (сегодня только вечер среды) историю про «секрет Мухаммеда».
– Мухаммед – это я. А секрет этих духов у нас передается от отца к сыну уже сто лет, его знает только наша семья. У моего прадедушки было три жены, на всех сила не хватает. У-у-у, сколько нужно сила! Они мазались «Секретом Мухаммеда», как звали моего прадедушка. Два капли вот сюда, – поглаживаешь черной лапкой свою шею, пахнущую мускусом. – Два на грудь. Еще два капли… ну-у-у сами знаете куда… – Ты смеешься, оголяя сахарные осколки зубов, белее, чем искусственный жемчуг в соседней лавке, где успели отовариться блондинки-москвички. Кончится тем, что они еще шмат «старинной» бирюзы домой приволокут и надорвутся, таща через границу «антикварную» кошку из «цельного куска малахита». Сегодня явно не их день.
– Как верблюд? – не понимают девицы.
– Как верблюд, будет ходить за тобой.
– Ну, то есть как привязанный…
В зеленых глазах более взрослой из туристок появляется полированный блеск.
– Знаешь, Кать, я возьму пару флакончиков, может, действительно что-нибудь получится с Самоваром. Будет ходить за мной, как верблюд… – Она хохочет, колыхая, на радость Мухаммеду, едва прикрытую тесным топом грудью.
– Да, да, как верблюд! Секрет Мухаммеда еще никого не подвел, еще приезжать будете и прямо ко мне в лавку идти, – уламываешь ты их почти на чистом русском, с приторным и ласковым арабским акцентом.
– У вас прекрасный русский, – восторгаются девчонки.
– Моя жена, Лена, научила меня всему. Она из Челябинска, – улыбаешься ты. И поясняешь для верности: – Знаете, такой город в России. Там очень холодно…
Девушки еще немного почирикали и ушли с бутылочками и фирменными твоими флаконами «в подарок». Сразу видно, в Египте первый раз, иначе бы раскусили твой «секрет», он здесь в каждой лавке продается в три раза дешевле под названием «Секрет пустыни», который якобы передается из поколения в поколение, повышая потенцию и рождаемость в местных гаремах. Дурехи же решили, что их парни будут ходить за ними, как привязанные верблюды. Когда ты мне в первый раз на ломаном русском рассказывал эту байку, я тоже так подумала. Пока не узнала тебя и твоих верблюдов в силе…
Ты закрывал лавку в самый зной, заваривал красный чай, и мы занимались сексом в позе лотоса на плоских подушках в углу лавки. Текла я, растекалось мое сознание. Жар. Жара. Теперь все изменилось. Я ношу белый платок, и ты больше не запираешь днем лавку. То, что позволено полуголым туристкам, не позволено жене…
Ты увез меня к родным, в красную пустыню. Стоял период гона верблюдов. Огромные, сильные, косматые, чуя самок, горбатые звери рвали веревки и цепи, сбегали в пески, подальше от людских глаз. Поднимали клубы красной пыли, издали могло показаться, что это исполины – всадники Апокалипсиса в огненной дымке. Отбивали самок и могли крыть их, не переставая, часами, днями, забывая про голод, жажду и сон. Верблюды не любят сторонних наблюдателей, если побеспокоить их в такое время – сшибут мозолистыми ногами, затопчут насмерть.
Мухаммед говорит, что верблюд, как араб, не выносит такого позора – чтобы чужой наблюдал за ним и его самкой. Если же верблюд не успеет забить любопытного, то от обиды начинает реветь и биться о землю до тех пор, пока не свалится замертво. Но верить сладкоголосому Мухаммеду, способному уболтать даже скаредных немцев, стоит только в крайнем случае. По-моему, не врет он, лишь когда говорит, что любит меня. Именно поэтому позволяет мне работать в СПА-салоне при одном из самых крупных отелей на побережье.
«СПА-салон» – это, конечно, громко сказано, три небольшие комнатки: сауна, джакузи и несколько массажных столов. В Африке все мельчает, плавится от жары. Я здесь администратор, а практически все клиенты, разумеется, из СНГ – ни один немец, которых здесь тоже достаточно, не согласится выдать тридцать, а то и сто баксов за полную антисанитарию и сомнительный массаж. Наши же, жадные до «роскоши», повидавшие в жизни и не такую грязь, соглашаются. Большинство клиенток такие же перезревшие на солнце Тани и Кати, что были сейчас в нашей лавке, – Аббас старается, зазывает женщин не хуже моего Мухаммеда.
