Эту фразу Гордон Миллер неустанно твердил с того самого момента, как наш самолет рухнул в арктической пустыне. А поскольку теперь он был мертв, я считал своим долгом встретиться с его вдовой. Вместо него. И ради него. Журналисты с ходу окрестили меня смельчаком, сумевшим выжить в этом «ужасном переходе через ледяной ад, унесший семь жизней», но они ошибались. Самое ужасное мне предстояло сделать сейчас — пройти пять ярдов по садовой дорожке до обыкновенной синей двери с окошком из матового стекла. На ухоженной клумбе возле крыльца цвели гиацинты и первые тюльпаны, однако газон давно следовало подстричь. Увы, подумал я, Гордону Миллеру уже не выполнить эту работу.
Из-за того, что мне ампутировали несколько отмороженных пальцев ног, я шел, слегка покачиваясь, и, наверное, со стороны производил впечатление слегка подвыпившего человека. На деле же я пребывал в состоянии паники и лихорадочно пытался найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы повернуть обратно. Например, догнать такси, на котором приехал (водитель все никак не мог развернуть машину на узкой улочке), и сказать, что я ошибся адресом и хочу вернуться в центр Лондона.
Дом был точь-в-точь таким, каким его описывал Миллер, — небольшой, но уютный, несомненно построенный своими руками. Что ж, на нашей станции он был единственным, кого с полным правом можно было назвать мастером на все руки. Негодуя на собственную душевную слабость, я доковылял до двери, поднялся на крыльцо и нажал на кнопку звонка.
Мне открыла миссис Миллер, Майра, которую Гордон больше не увидит из-за… моей трусости. Она оказалась совсем не такой, как я ее себе представлял, — не красотка, но в то же время весьма привлекательная и явно не глупая. Прежде чем я успел произнести хоть слово, она удивленно вскинула брови и быстро спросила:
— Зачем вы пришли?
— Вы знаете, кто я?
— Еще бы! — Она отступила в сторону, жестом приглашая меня в дом, и криво усмехнулась. — Вас показывают по всем программам, ваши фото во всех газетах.
У нее была тонкая талия и стройные бедра, которыми она грациозно покачивала при ходьбе. Я понял, почему Гордон Миллер так рвался домой.
— Садитесь. — Майра указала на кожаное кресло у камина. — Вообще-то вам было вовсе не обязательно сюда приезжать.
Под вешалкой в прихожей я заметил пару поношенных мужских шлепанцев, а на медном подносе на каминной полке — трубку. Это вновь напомнило мне о Миллере… точнее, о его отсутствии.
— Есть вещи, которые не под силу изложить на бумаге…
— Ах ты Боже мой! — вздохнула она и уселась в кресло, поставив локти на колени и подперев ладонями подбородок. В ее голосе мне почудилась насмешка, но я не обиделся.
— Гордон очень много о вас думал.
— Не сомневаюсь. — Майра откинулась на спинку кресла и, достав сигарету из лежавшей на подлокотнике пачки, прикурила ее еще до того, как я полез в карман за спичками.
Громкий щелчок зажигалки напомнил мне, что почти так же щелкнули застежки ремней безопасности за секунду до того, как наш самолет, клюнув носом, камнем пошел вниз…
* * *
— Пристегнитесь! — обернувшись к нам, гаркнул Фергюсон. — Бояться нечего, но поболтает изрядно.
Врет, подумал я и, как выяснилось впоследствии, не ошибся. На Севере компас часто «сходит с ума», и можно запросто сбиться с курса. А для того, чтобы понять, что мы должны были сесть на «большой земле» как минимум полтора часа назад, вовсе не обязательно быть пилотом. Не говоря уже о том, что в таком крошечном самолетике горючего хватает ненадолго. Все это пронеслось у меня в голове за секунду до того, как я потерял сознание.
Очнулся я от того, что меня хлестали по лицу чем-то холодным и жестким.
— Эй, док, вставай! — услышал я раздраженный голос Миллера.
Я застонал и, приподняв раскалывающуюся от боли голову, огляделся. Буря утихла, и мне прямо в глаза били лучи заходящего солнца. Я уже не сидел у Фергюсона за спиной. И вообще не сидел, а лежал на снегу. Почему на Миллере куртка Фергюсона? А где?..
— Мы упали, — не дожидаясь моего вопроса, буркнул Миллер. — Этот болван сбился с курса и врезался в склон горы. Но, думаю, мы уже на «большой земле», милях в пятидесяти от Порт-Консорта… во всяком случае, надеюсь.
