Если бы Мэллори Морган попросили описать Габриэля Стила, то она, не раздумывая, назвала бы его мечтой любой женщины — высокий стройный брюнет с изумрудными глазами. На светских раутах и всевозможных вечеринках, устраиваемых влиятельными дамами, он всегда обращал на себя всеобщее внимание.
Теперь же Мэллори было плевать на этого красавца. Ее беспечной жизни пришел конец — высшее общество отвернулось от нее…
Она открыла хлипкую дверь своей небольшой квартирки и увидела Габриэля Стила, прислонившегося к тусклой стене коридора. Первые слова, всплывшие в ее раскалывающемся от обиды мозгу, оказались далеко не вежливыми. Она и не догадывалась, что может так отчаянно ругаться. Правда, каким-то чудом ей удалось сдержаться, и всеми этими нелицеприятными эпитетами она наградила его мысленно.
— Мэллори. — Как всегда, его голос звучал тихо, с повелительными интонациями, что очень подходило к его яркому образу властного и себялюбивого человека.
— Что ты от меня хочешь, Габриэль?
— Нам нужно поговорить.
— Неужели? — К собственному облегчению, Мэллори говорила совершенно спокойно. Она полностью контролировала ситуацию и не допустила недавнего промаха, когда устроила безобразную сцену в одном из престижных ресторанов Денвера — «У Аннабел». — Так, дай подумать. — Девушка склонила голову, притворяясь, будто размышляет, затем выпрямилась и твердо произнесла: — Нет.
Было бы неплохо вмазать по его властно выпяченному подбородку, мимоходом подумала она, пытаясь закрыть дверь.
Прищурившись, Гейб прозорливо выставил вперед ногу, и дешевенькая дверь стукнулась о его ботинок.
— Послушай, не сердись…
Одной рукой она вцепилась в алый атлас кимоно, которое накинула на себя впопыхах, выбежав на стук. Воротник больно впился в шею.
— Что тебя привело сюда? Я же отказала тебе в резервировании столика, когда зал был полупустой. И предпочла бросить работу, чем извиняться.
— Не ругайся. Я понимаю твое состояние.
— Тогда полагаю, мы все выяснили и мне нечего больше сказать.
Угрюмая усмешка искривила его губы.
— Не хочешь говорить? Отлично, не надо. Ты можешь слушать. — Габриэль придержал дверь рукой.
Машинально Мэллори начала тянуть дверную ручку на себя, едва ли осознавая, что Гейб намного крупнее и сильнее ее. И секунды не прошло, как Стил перешагнул порог. Решив, что дальнейшие попытки выдворить Габриэля смешны и тщетны, Мэллори изменила тактику.
— Ладно, если настаиваешь… — Она отпустила дверь, небрежно пожала плечами и сделала шаг назад. — Входи.
Габриэль не стал открыто злорадствовать, что вряд ли послужило ей утешением. Когда он очутился в квартире, Мэллори в который раз осознала, что просчиталась. Пусть он посчитал бы ее грубой, ей следовало пихаться, лягаться, визжать и царапаться, лишь бы не впускать этого мужчину в дом.
На его фоне крохотная квартирка смотрелась нищей и жалкой, уменьшившейся до микроскопических размеров. Габриэль буквально съел не только все пространство, но и впитал в себя весь воздух, заставив Мэллори почувствовать себя слабой, беззащитной и… взволнованной. Тепло, исходящее от мощного тела Габриэля, будоражило кровь, от каждого его взгляда она готова была съежиться, стать незаметной.
С трудом верилось, что когда-то Мэллори беззастенчиво, флиртовала с этим мужчиной. И не потому, что их интрига что-либо значила, или потому, что Мэллори славилась репутацией легкомысленной, но искусной в делах любви девицей из высшего общества. Просто в глубине души она знала, что он не из тех людей, с кем можно развлечься, а после завести другую интрижку, и не в ее характере было врать самой себе. Где бы они ни сталкивались — на благотворительном вечере, на концерте или любом другом светском мероприятии, — она с восторгом и замиранием ощущала обоюдную заинтересованность, словно воздух раскалялся и притягивал их друг к другу.
Безусловно, когда-нибудь им выпал бы шанс потанцевать, и тут никто из них не удержался бы в рамках приличия. Она бы привстала на цыпочки, доверительно прошептала ему на ухо очень соблазнительное предложение и наблюдала бы, как расползаются губы Габриэля в томной улыбке. Затем она как бы невзначай коснулась бы бедром его бедра, пока они кружили в танце, и опасный блеск в изумрудных глазах пробудил бы в ней сладостную дрожь.
