Свет в окошке не туши
Я вернусь в ночной тиши
Лети, дрозд мой!
Рей Хендерсон[2] «Лети, дрозд мой»[3]
Часы в «Зеленой мельнице» показывали одиннадцать, когда корнет начал выводить тихую репризу из «Лети, дрозд мой», а один из участников танцевального марафона, рванувшись вперед, повалился на пол к ногам Фрины Фишер. Она споткнулась. А партнерша танцора, причитая, опустилась на колени.
Корнетист замер на полузвуке. Высокая амазонка последний раз нежно тронула струны своего контрабаса. Тинтаджел Стоун поднялся. Трое музыкантов подошли к Фрине в тот момент, когда та ногой перевернула упавшего и отпрянула, увлекая за собой спутника. Джазисты склонились над мужчиной, а высокий женский голос, на который явно повлиял джин, завопил:
— Управляющего! Позовите управляющего!
— Ступай, Чарльз, — спокойно проговорила Фрина. — С этим человеком произошло что-то очень нехорошее.
— Ты что, полагаешь, он… — начал было Чарльз.
Фрина кивнула.
А до сих пор вечер казался таким многообещающим, подумала Фрина, чувствуя, как рука Чарльза, которую она все еще сжимала, начинает дрожать. Внушительный потолок «Зеленой мельницы» переливался звездным сиянием электрических ламп. Сама Фрина в этот вечер блистала в платье из лобелиевого жоржета, расшитом пайетками из белого китайского жадеита и стразами. Она танцевала фокстрот с Чарльзом Фриманом, единственным наследником невероятно богатой семьи, ее скучным, но вполне подходящим с точки зрения общества кавалером. Оставшаяся пара претендентов на главный приз марафона — автомобиль-малютку «Остин»[4] стоимостью 190 фунтов стерлингов — уныло передвигалась постепенно сужающимися кругами, вынуждая Фрину аккуратно обходить их в танце. Она радовалась платью, наслаждалась своим танцевальным искусством, да и партнер ее вполне удовлетворял, даже несмотря на то, что его пришлось как следует заткнуть, чтобы он перестал разглагольствовать о богатстве покойного отца и собственной важности. Приподнятое настроение Фрины поддерживал и «Гранд Марнье», фляжка с которым покоилась у нее за подвязкой. Согревали ее и восхищенные взгляды банджоиста из одноименного оркестра «Тинтаджел Стоун и Джазисты». Весь вечер он не сводил с нее ацетиленово-синих глаз, и оттого Фрину пронизывала приятная дрожь.
Но теперь она была хладнокровна, трезва и свободна от иллюзий, как всегда в присутствии смерти.
Продолжавшая танцевать парочка осела, по-прежнему не размыкая объятий, рыдая от изнеможения, облегчения и, возможно, победы. Другие танцоры бродили в полутьме. В свете вспыхивающих звезд лица то появлялись, то снова исчезали. На танцплощадке возник управляющий — высокий изящный мужчина в роскошном костюме, делавшем его похожим на итальянца. Он мгновенно оценил ситуацию.
Помогая танцорам-марафонцам встать на ноги, он провозгласил: