Я живу в колодце. Я живу в колодце, будто дым. Я не двигаюсь. Не делаю ничего, только жду. Ночью и рано утром вижу холодные звезды, днем вижу солнце. И все время пою стародавние песни тех времен, когда этот мир еще был молодым. Как я могу рассказать, кто я такой, если я не знаю сам? Я просто жду. Я туман, лунный свет, память. Я грустный и очень-очень старый. Иногда я падаю в колодец дождем, и на поверхности воды из моих капель образуется паутина. Я жду в холодной немой тишине, и настанет день, когда я уже не буду ждать.
Сейчас утро. Я слышу оглушительный гром. Издалека чувствую запах огня. Слышу скрежет металла. Жду. Слушаю.
Голоса издалека.
— Все хорошо!
Один голос. Чужой голос. Чужой язык, которого я не понимаю. Ни одного знакомого слова. Я слушаю.
— Высадить людей!
Шуршит под ногами песок.
— Марс! Вот он какой!
— Где знамя?
— Вот, сэр.
— Отлично, отлично.
Солнце, зависнув высоко в голубом небе, наполняет колодец золотистыми лучами, и я плаваю в этом мягком свете, будто цветочная пыльца, будто невидимая прозрачная кисея.
Голоса.
— Именем Правительства Земли объявляю эту территорию колонией Марс, которая принадлежит наравне всем нациям.
О чем они говорят? Я медленно колыхаюсь в солнечных лучах, невидимый и неторопливый, золотистый и неутомимый.
— Что там такое?
— Колодец!
— Не может быть!
— А ну-ка глянем. Так и есть!
Я чувствую приближение тепла. Над колодцем возникают три объекта, и моя прохлада достигает их.
— Здорово!
— Думаешь, хорошая вода?
— Поглядим.
— Кто-нибудь, принесите бутылку для лабораторной пробы и веревку.
— Я принесу.
Топот ног. Возвратились.
— Готово.
Жду.
— Опускай. Осторожнее.
Сверху на веревочке медленно опускается блестящая стекляшка.
Тихо журчит вода, наполняя бутылку. Я поднимаюсь в струе теплого воздуха вверх.
— Ты сделаешь анализ этой воды, Риджент?
— Надо сделать.
— Чудесный колодец. Глянь, будто построенный. Сколько ему лет, по-твоему?
— Кто знает. Когда мы вчера произвели посадку в том месте, Смит сказал, что на Марсе жизни не существует уже с десять тысяч лет.
— Подумать только.
— Что там с водой, Риджент?.
— Чистая, как серебро. Можешь попробовать.
Под знойным солнцем журчит вода.
Легкий ветерок поднимает меня, будто пыль.
— Что случилось, Джонс?
— Не знаю. Страшно болит голова. Ни с того, ни с сего.
— Ты не пил воды?
— Нет, не пил. Дело не в воде. Я только наклонился над колодцем, и голова будто раскололась. Теперь мне уже лучше.
Теперь я знаю, кто я такой.
Меня зовут Стефен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, я только что прилетел на ракете с планеты, что зовется Земля, и теперь вместе со своими приятелями Риджентом и Шоу стою около старого колодца на планете Марс.
Я рассматриваю свои золотистые пальцы, крепкие и загорелые. Рассматриваю свои стройные ноги и серебристую униформу моих друзей.
— Что с тобой, Джонс? — спрашивают они.
— Ничего, — отвечаю я, глядя на них. — Ничегошеньки.
Еда вкусная. Ее не было уже десять тысяч лет. Она приятно ласкает язык, а вино согревает тело. Я прислушиваюсь к голосам.
Выговариваю слова, которых не знаю, но как-то понимаю. Пробую глотнуть воздух.
— Что произошло, Джонс?
Я поворачиваю голову и опускаю руки, в которых держу серебряную посудину с едой. Я чувствую все.
— Ты о чем? — говорит голос, который принадлежит теперь мне.
— Дышишь так необычно. С кашлем, — говорит тот человек.
Я говорю, старательно подбирая слова.
— Может быть, немного застудился.
— Зайдешь потом к врачу.
Я киваю головой, и это нравится мне. Через десять тысяч лет много чего нравится. Приятно вдыхать воздух, и чувствовать, как ласкают твое тело солнечные лучи, ощущать в себе упругий и крепкий скелет, обернутый тугими теплыми мышцами. Приятно слышать голоса ясно и близко, не так, как из каменной дыры колодца. Сижу, будто зачарованный.
— Проснись, Джонс. Очнись. Надо идти.
— Сейчас, — я загипнотизирован тем, как слово каплей появляется на языке и медленно, грациозно падает в воздух.
Я иду, и мне нравится идти. Посмотрев вниз, вижу грунт достаточно далеко от своих глаз и головы. Словно я живу на высокой скале и мне там хорошо.
Риджент стоит около каменного колодца и смотрит вниз. Остальные, переговариваясь, двигались к серебристому кораблю, из которого вышли.
