Борис Петрович РЯХОВСКИЙ
ТОПОЛИНАЯ РОЩА
Рассказы
"Тополиная Роща" - это рассказы-истории о переселении в степи Казахстана крестьян из России, поведанные представителем уже третьего поколения, внуком первых переселенцев. История трех поколений, рассказанная Б. Ряховским, имеет как бы три точки отсчета и цементируется образом тополиной рощи.
________________________________________________________________
СОДЕРЖАНИЕ:
К читателям этой книги
Тополиная роща
Далекое
Человек с картой, или Повесть об учителе Нурмолды
Горький колодец
Куцый
Птицы дяди Вани
Долгое прощание
Давний степной вечер
________________________________________________________________
К ЧИТАТЕЛЯМ ЭТОЙ КНИГИ
Вернувшийся с войны отец увез нас с Урала - так стало у
меня две родины: Западный Казахстан и горнозаводской городок, с
его лицами и речью, хранившей приметы давней жизни.
Что могло стать образом, соединяющим две мои родины? Мог им
стать образ Ирбитской ярмарки, где съезжались лес и степь и куда
моя прабабушка зимами возила кедровый орех, мороженую клюкву,
гремевшую при пересылке, топорища, а везла с ярмарки "бумагу"
дешевую хлопчатобумажную ткань, очевидно, бухарской выделки.
Или образ текущего в пыли табуна - степняки гнали коней на
Урал, чтобы затем закупить железо.
Этим образом могла стать железная дорога, по которой в 41-м
на Москву шли эшелоны Панфиловской дивизии, а сегодня в
тысячекилометровых путях той дороги переплелись рельсы
тагильской и темир-тауской прокатки.
Вышло же, что мои две родины, несхожие, как материки, для
меня соединила степная роща, поставленный под ее шатром поселок
и жители поселка, три поколения. Стало быть, моей задачей было
рассказать об извечных исторических связях русского и казахского
народов, об их труде в освоении неподнятой целины казахстанских
степей на рубеже XIX - XX веков и позже, до нашего времени.
__________
Т О П О Л И Н А Я Р О Щ А
Поселок Тополиная Роща заложил Федот Первушин, мой дед. В казахские степи Федот попал с обозом переселенцев, ехали к киргизам, так звали степняков в те времена. Ехали с отцом в края, где земля не пахана, не меряна.
Отец умер в дороге. Федот недолго ехал с обозом: оставили его в саманном городишке, бывшем когда-то крепостцой на степной границе Российской империи, а к началу нынешнего века забытом и богом и губернатором. Мужики сказали Федоту: "Не успеть тебе, парень, за нами... без лошади-то".
Федот упрашивал его не бросать - ведь как в степи без колодезника? Он умеет и воду найти под землей, и колодец выкопает. Мужики отворачивались: "Отец твой был колодезник, а ты ишшо так... гоношишься".
Федот отправился на нефтепромыслы. Взяли его на тартание - поставили к вороту. Желонка, длинное ведро, которым черпали нефть из земли, во снах наползала на Федота, как черный блестящий жук.
Здесь, на промыслах, Федот посватался; ему шел восемнадцатый год. Семья невесты приехала сюда за счастьем с Украины. Их саманушка в пыльном, засыпанном золой поселке выделялась опрятностью: побелена, обсажена мальвами. Свадьбу назначили на лето - жить молодым было негде.
В ту зиму после оттепелей мороз схватил снега, в степи начался падеж скота, степняки бежали толпами на промыслы. Детей тащили на шкурах, на кошмах, впрягшись в ремни. В одну землянку набивалось по тридцать человек. Варили кожи, кости. Днями сидели вокруг котла, хлебали пустую воду.
Беженцы занесли из степи оспу.
Те, у кого были кони, бросились к тракту. Федота, как и прочую бедноту, держали в поселке зарядившие метели. Наконец он решился, с вечера увязал пожитки на салазках. А утром проснулся разбитый, с болями в крестце и понял, что опоздал с бегством.
Через день вся землянка лежала в жару.
Родители невесты умерли, и невеста Федота умерла, а к нему в землянку прибрела младшая сестра невесты. Она и стала в будущем нашей бабушкой.
Для моих деда и бабушки воспоминания о промысле были ужасом их жизни. В нашей семье до сих пор в ходу речения вроде "грязь, как на промыслах" или "в куче, как на промыслах". Мы переняли их от бабушки, а от нас - наши дети, вовсе уж не зная об их происхождении.
