Андрей Белый
- А вода? Миг - ясна... - Далекая, родная... - Знаю ("Пусть на рассвете туманно...") - Окна запотели... - Осень ("Огромное стекло...") - Поздно уж, милая, поздно... усни... - Твоих очей голубизна... - Все забыл - Горе - Душа мира - Из поэмы "Христос воскрес" - Июльский день: сверкает строго... - Любовь - Маг - Пепел. Россия. Отчаянье. - Родина - Русь - Серенада - Солнце - Телеграфист - Тело стихий
ТЕЛО СТИХИЙ В лепестке лазурево-лилейном Мир чудесен. Все чудесно в фейном, вейном, змейном Мире песен.
Мы - повисли, Как над пенной бездною ручей. Льются мысли Блесками летающих лучей. Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.
ДУША МИРА Вечной тучкой несется, улыбкой беспечной, улыбкой зыбкой смеется. Грядой серебристой летит над водою - лучистоволнистой грядою.
Чистая, словно мир, вся лучистая золотая заря, мировая душа. За тобой бежишь, весь горя, как на пир, как на пир спеша. Травой шелестишь: "Я здесь, где цветы... Мир вам..." И бежишь, как на пир, но ты Там...
Пронесясь ветерком, ты зелень чуть тронешь, ты пахнёшь холодком и, смеясь, вмиг в лазури утонешь, улетишь на крыльях стрекозовых. С гвоздик малиновых, с бледно-розовых кашек ты рубиновых гонишь букашек. Русская поэзия начала XX века. Москва, "Художественная Литература", 1977.
МАГ
В.И.Брюсову
Я в свисте временных потоков, мой черный плащ мятежно рвущих. Зову людей, ищу пророков, о тайне неба вопиющих.
Иду вперед я быстрым шагом. И вот - утес, и вы стоите в венце из звезд упорным магом, с улыбкой ве 1000 щею глядите.
У ног веков нестройный рокот, катясь, бунтует в вечном сне. И голос ваш - орлиный клекот растет в холодной вышине.
В венце огня над царством скуки, над временем вознесены застывший маг, сложивший руки, пророк безвременной весны. Поэзия Серебряного Века. Москва, "Художественная Литература", 1991.
* * * Июльский день: сверкает строго Неовлажненная земля. Неперерывная дорога. Неперерывные поля. А пыльный полудневный пламень Немою глыбой голубой Упал на грудь, как мутный камень, Непререкаемой судьбой.
Недаром исструились долы И облака сложились в высь. И каплей теплой и тяжелой, Заговорив, оборвались. С неизъяснимостью бездонной, Молочный, ломкий, молодой, Дробим волною темнолонной, Играет месяц над водой. Недостигаемого бега Недостигаемой волны Неописуемая нега Неизъяснимой глубины. Советская поэзия 1917-1929 годов. Москва, "Советская Россия", 1986.
ЛЮБОВЬ Был тихий час. У ног шумел прибой. Ты улыбнулась, молвив на прощанье: "Мы встретимся... До нового свиданья..." То был обман. И знали мы с тобой,
что навсегда в тот вечер мы прощались. Пунцовым пламенем зарделись небеса. На корабле надулись паруса. Над морем крики чаек раздавались.
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн. Мелькал корабль, с зарею уплывавший средь нежных, изумрудно-пенных волн, как лебедь белый, крылья распластавший.
И вот его в безбрежность унесло. На фоне неба бледно-золотистом вдруг облако туманное взошло и запылало ярким аметистом. Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, "Художественная литература", 1988.
ТЕЛЕГРАФИСТ
С. Н. Величкину
Окрестность леденеет Туманным октябрем. Прокружится, провеет И ляжет под окном,
И вновь взметнуться хочет Большой кленовый лист. Депешами стрекочет В окне телеграфист.
Служебный лист исчертит. Руками колесо Докучливое вертит, А в мыслях - то и се.
Жена болеет боком, А тут - не спишь, не ешь, Прикованный потоком Летающих депеш.
В окне кустарник малый. Окинет беглый взгляд Протянутые шпалы В один тоскливый ряд,
Вагон, тюки, брезенты Да гаснущий закат... Выкидывает ленты, Стрекочет аппарат.
В лесу сыром, далеком Теряются пески, И еле видным оком Мерцают огоньки.
Там путь пространства чертит. Руками колесо Докучливое вертит; А в мыслях - то и се.
Детишки бьются в школе Без книжек (где их взять!): С семьей прожить легко ли Рублей на двадцать пять:
На двадцать пять целковых Одежа, стол, жилье. В краях сырых, суровых Тянись, житье мое!