Глава 1
Настоящий Слим Шэйди
В музыке Джимми Кроллик разбирался. Нормально так в ней шарил. Хаял Моби, не успели его толком полюбить. Однажды в ДАРТе услыхал, как два пацана разговаривают про «Лефтфилд», — так с полным правом нагнулся к ним и сообщил: все это ахинея. И при этом понимал, что совершенно прав. Джимми знал: последний альбом «Рэйдиохед» такая дрянь, что его даже круто хвалить, однако сам не хвалил. Ну уж хренушки. Это выше моды. Хип — хоп, джангл — кантри, биг — бит, свинг — все это Джимми любил и ненавидел. Но ему уже стукнуло тридцать шесть, у него трое короедов, и жене, которая на шестом месяце, медведь на ухо наступил.
Джимми стоял у дверей в ванную и слушал, как она голосит под душем:
— ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО, А НЕ…
Он не выдержал:
— Ты это поешь, потому что в голову пришло или потому что нравится?
— Закрой за собой дверь, Слим, — ответила Ифа. — ПРОЩЕНО А НЕ ЗАБЫТО. ПРОЩЕНО…
В доме семьсот тридцать пластинок, и Джимми известно, где они все обитают. Большинство покупал он сам. Двенадцать подарили, а одна уже была в доме, когда они въехали. «Братья по оружию» «Дайр Стрэйтс» — валялась прямо на полу, где Джимми бы ее, блядь, и оставил. А Ифа подобрала.
— Ой, мне она так нравится.
Так и поселилась. Джимми знал, где — вроде как заныкана между блюзом и кислотным джазом. Его подмывало тайком вынести ее из дома и потерять, но он любил Ифу, и жена при нем ни разу эту пластинку не искала. Женаты они были девять лет, и за все время Ифа принесла в дом ровно шесть пластинок — это не считая «Баллад про убийство» Ника Кейва, которые он подарил ей на годовщину.
Но считая саундтрек к «Титанику».
Джимми отказался ставить его в раздел «Звуковые дорожки к фильмам».
— Почему?
— Я назначу ей собственный раздел. — Полное говно.
Она рассмеялась:
— Вот дурилка.
И они трахнулись прямо на кухонном столе под Селин Дион, мчавшую по просторам Атлантики.
И вот Джимми закрыл дверь ванной…
— НЕ ЗАБЫ… ТО…
…и спустился в гостиную. Встал перед теликом.
— Вам кому‑нибудь нравятся «Коррз»?
— Ага!
— Еще чего.
— Кака.
Он зашел на кухню и включил радио. «Легкое ФМ».
— Да еб твою…
Джимми терзал настройку, пока не нашел «Ручные звуки». Так‑то лучше. «Лэмбчоп». «Да здравствует народ». Великолепная музыка, и о ней никто не слыхал. Джимми закрыл кухонную дверь и добавил громкости. За «Лэмбчопом» поставили Сен — Жермена: «Я ХОЧУ, ЧТОБ ВЫ СОБРАЛИСЬ ВМЕСТЕ». И Джимми растянулся на кухонном столе.
Сколько месяцев он уже не бывал на концертах. Месяцев. Раньше‑то ходил все время. Раньше он их устраивал. Рулил бандами — некоторые были просто великими. «Повинности», например. («Ирландской группы лучше так никогда и не записали» — «д'сайд». «Гавно» — «Нортсайдские Новости».) Или «Наглики». («Секс и гитары» — «В Дублине». «Гавно» — «Нортсайдские Новости».) Клевое время, когда суток не хватало, когда сон был тратой времени[1].
А теперь у него дети и спать совсем невозможно. Он вечно просыпается в новой постели. Однажды он даже провел ночь в колыбельке — Махалия, младшенькая, отказалась в ней спать.
— Это не моя удобная постелька. Вот моя удобная постелька, — орала она, показывая на его, блядь, удобную постельку.
Уже перевалило за полночь. Джимми слушал пластинку Маршалла Мэзерза. Тут еще одна беда. Джимми по большей части нравилось такое, куда лепят наклейки о родительском контроле, поэтому приходилось дожидаться, когда уснут дети.
Джимми на цыпочках вошел в спальню.
— ПРОЩЕНО, А НЕ ЗАБЫ… ТО…
Она его ждала. Девять лет женаты, а до сих пор трахаются. Джимми подлез к ее спине и подумал, что́ она заметит раньше — брюхо или стояк. У него копятся фунты — и он не знает отчего. Никогда не ест, вроде, а пинту пропускал сто лет назад… недель, месяцев. Блядь.
— Как там настоящий Слим Шэйди? — спросила Ифа.
— Неплохо, коза, — ответил Джимми. — Зашибись.
— А чего вздыхаем? Ты как вообще?
— Я зашибись. Просто…
— Уй, — сказала она. — Пинается.
Она взяла Джимми за руку и возложила себе на живот. Он дождался следующего ребенкина пинка. И вдруг как‑то сразу обессилел. Скоро припрутся дети, навалятся грудой сверху. Джимми старался не засыпать. Тыц, еб твою, тыц. Он исчез, потом снова проснулся. Тычется? Ткнулся? Не спать, не спать.
