Вяч. Шишков
СПЕКТАКЛЬ В СЕЛЕ ОГРЫЗОВЕ
Военная страда окончена, и красноармеец Павел Мохов опять в родном своем селе Огрызове. Была весенняя пора, все цвело и зеленело, целыми днями тюрликали в выси жаворонки, а по ночам - пели соловьи. Навозница кончилась, до сенокоса еще далече, крестьяне отдыхали, справлялись солнечные праздники: Никола вешний, Троица, Духов день - с молебнами, трезвоном колоколов, крестными ходами, бесшабашной гульбой и мордобоем. - Вот черти! Живут, как самая отсталая национальность, - возмущался Павел Мохов. - Ежели с птичьего полета поглядеть, то революции-то здесь и не ночевало никакой. Позор! И недолго думая, образовал театральный кружок-ячейку. Народ ничего не понимал, в члены записывались очень мало. А когда дьячок пустил для озорства слух, что записавшимся будут селедки выдавать, в ячейку привалило все село, - даже древние старцы и старухи... Председатель Павел Мохов рассмеялся, и колченогой старушонке Секлетинье задал такой вопрос: - Хорошо, я тебя, бабушка, зарегистрирую. Вот тебе роль, играй первую любовницу. Можешь? - Играй сам, толсторожий дурак, - зашамкала бабка, приседая на кривую ногу. Подай мне селедки, что по закону причитается... Три штуки. Вообще было много хлопот с кружком. Потом наладилось. Через неделю разыграли в школе веселый фарс, крестьяне хохотали, просили еще сыграть, сулили платить яйцами, молоком, сметаной. Сам же Павел Мохов к сцене совершенно не пригоден: терял себя, трясся, бормотал глупости, а театр ужасно любил. Поэтому на солдатских спектаклях ему, обычно, поручалось стрелять за кулисами из револьвера. И уже всегда, бывало, грохнет момент в момент. Здесь он точно так же ограничил себя этой, на взгляд малой, но все же ответственной ролью. Только вот беда: не было пьес. Написали в уездный город. Выслали Юлия Цезаря. Когда подсчитали действующих лиц - 40 человек оказалось: без малого все село должно играть, а кто же смотреть-то будет? Тогда Павел Мохов и другой красноармеец Степочкин решили состряпать пьесу самолично. Долго ли? Раз плюнуть. На подмогу был приглашен новоиспеченый учитель, Митрий Митрич, из бывших духовных портных. Все трое, чтобы никто не мешал, после обеда заперлись в прокопченой бане, захватив с собой четверть самогону. К утру пьеса была окончена. В сущности, сочинял-то Мохов, а те двое так себе. Осунувшаяся, словно после изнурительной болезни, вся троица вылезла на воздух и, пошатываясь, поплелась домой в великой радости. Лица у всех были в саже. - Любящая мамаша, - обратился Павел к своей матери совсем по-благородному, угостите автора чайком. Я теперь автор, сочинил сильно действующую трагедию под заглавием: "Удар пролетарской революции или несчастная невеста Аннушка". Пьеса со стрельбой, поплачете и посмеетесь. Красотка Таня ни за что не хотела участвовать в спектакле. Очень надо. Павел Мохов ей даже совсем не нравится. Пусть Павел Мохов много-то, пожалуйста, и не воображает о себе. Но Павел Мохов всячески охаживал Таню со всех сторон. Нет, не поддается. Ну, ладно. Вот что-то она скажет, когда его пьесу поглядит. * * * Репетиция шла за репетицией. Пьеса подверглась коренной переработке и получила новое название "Безвинная смерть Аннушки или буржуй в бутылке". Всю последнюю неделю село жило под знаком "безвинной смерти Аннушки": девицы воровали у родителей холсты для декораций, парни - конопляное масло для малярных работ, кузнец Филат украл в совхозе белил и красок, даже поповна умудрилась стянуть в церкви бутылочку маслица лампадного. Неутомимый Павел изготовлял огромную, склеенную из 20 листов, плакат-афишу: он раскинул ее на полу в своей избе и целый день, пыхтя ползал на брюхе, печатал всеми красками, подчеркивал. Особенно кудряво было выведено: "Сочинил колективно автор Павел Терентьич Мохов, красный пулеметчик". Потом следовало предостережение: "Потому что в трагедии произойдет стрельба холостыми зарядами, то прошу в передних рядах, так и в самых задних рядах никаких паник не подымать, в упреждение ходынки" и в конце: "начало в шесть часов по старому стилю, а по новому стилю на три часа вперед. С почтением автор Мохов". И еще три отдельных плаката: "Прошу на пол не харкать". "Во время действия посторонних разговоров прошу не позволять". "В антрактах матерно прошу не выражаться". В конце каждого плаката было: "с почтением автор Мохов". После генеральной репетиции Мохов сказал: - Успех обеспечен, товарищи. Будет сногсшибательно. Мимо Таниной избы прошел подбоченившись и лихо заломив с красной звездой картуз.
