Оглядывая лес в поисках Роба Уокера, Жан Лабарж остановился рядом с огромным кипарисом. К этому времени Роб уже должен был подойти к Медовому дереву, поэтому, постояв секунду, Жан направился к назначенному месту встречи. Затем внезапно остановился.
В лесу было очень тихо. Где-то вдалеке, нарушив тишину, каркнула ворона, но других звуков он не услышал, только ветерок шелестел высоко в листве. Мальчик почувствовал, как забилось сердце.
В сплошном ковре опавшей листвы, сразу за кипарисом виднелся отпечаток ботинка, ведущий на юг, вглубь леса.
В свои четырнадцать лет Жан Лабарж знал след каждого мужчины из маленькой деревушки, приютившейся у болот, каждого фермера, обрабатывающего поблизости свое поле, и даже некоторых гуртовщиков, которые иногда проводили скот по огибающей болота дороге. Но этот был незнакомым.
Солнце проникало сквозь листву, покрывая землю пятнами света и тени. Ветра здесь не было, лишь наверху перешептывались листья, потому что сюда, в это место, лежащее глубоко в Великих болотах, не проникал ни ветер, ни посторонние звуки. Здесь надо было ходить неслышно и украдкой, двигаясь в этих безлюдных, таинственных лесах так, как, наверное, двигались люди в давние-давние времена, когда Земля только пробуждалась к жизни.
Под мохнатым болиголовом, рядом с непросыхающими лужами стоячей воды, на пружинистой, похожей на губку, покрытой зеленым мхом почве ничто не шевелилось, только пролетит иногда маленькая птичка или на секунду мелькнет в столбе солнечного света бабочка. Лишь зеленовато-золотые сумерки леса, лишь шуршание крохотных животных в листве. Это были затерянные, неходенные места, это был дом, единственный дом, который он знал с тех пор, как отец перебрался в эти далекие края за Миссиссипи, а мать умерла.
Ни один горожанин не заходил в Великие болота и не пользовался дорогой через покинутую долину за ними, дорога эта была известна как Тропа Теней Смерти. Несколько лет назад, во время войны 1812 года здесь попал в засаду к индейцам отряд солдат, да и до этого случая и после него люди, отправившиеся по этой тропе, исчезали бесследно, не оставив ни единого намека на то, что с ними случилось. Терерь старая тропа заросла травой, о ее существовании забыли чужие, пришлые люди, а жители деревушки, проходя мимо либо вообще не смотрели на нее, либо бросали торопливые, испуганные взгляды на зеленый, сумрачный, похожий на пещеру вход в лес. В пенсильванских деревнях, расположенных на берегах Сасквиханны, верили, что там вечно маршируют призраки погибших солдат, оплакивая свои дома, в которые они уже никогда не вернутся.
Великие болота были землей, нетронутой плугом, и такой жа девственной, как в утро рождения мира. Здесь не было широких проходов между огромными деревьями-колоннами, не было одиноко высящихся величественных гигантов, здесь царили мрачные молчаливые сумерки и даже в полдень, все лежало в тени, кроме редких полян и прудов со стоячей водой, где в густой тишине плавали одинокие водяные лилии, либо запутавшиеся в водорослях, либо покрытые тиной. Камень, брошенный в такой пруд, почти не оставлял кругов на воде, звук его падения, скорее, напоминал чавкание в темноте.
Один из солдат, выживших после того нападения индейцев, отзывался о болоте, как «ужасающей, жестокой, мрачной земле». И все же в болотах существовала жизнь, там обитали не только птицы и мелкие животные. На всем протяжении болот, а также на примыкавших к нему холмах водились не только белки, ондатры и норки, но и олени, волки, пантеры и черные медведи.
Там, где дорога Милл Крик отделяла мир людей и ферм от мира заболоченных джунглей, она разделяла мир Жана Лабаржа, одну часть этого мира он лишь посещал, в другой он жил и был самим собой. Болота были его первой площадкой для игр, затем школой и средством рискованного существования.
Жан ждал рядом с кипарисом и прислушивался. Лес — место, где царит тишина, однако у него много своих собственных звуков, которые хорошо знакомы охотнику. Раскачивающий деревья ветер, скрип ветвей, падение желудя или шишки, шуршание маленького зверька... Эти звуки Жан Лабарж знал, и чувствовал на подсознательном уровне, не обращая на них внимания. Он воспринимал только те звуки и движения, которые чужды лесу.
