Холодным апрельским утром возле небольшой деревни в пятистах километрах от Оттавы остановился автобус. Из него вышла девушка с чемоданом. Она остановилась в нерешительности, не зная, куда идти дальше. Видимо, она была здесь впервые. Вдруг невдалеке заскрипела калитка, и из ворот ближайшего к остановке дома вышел пожилой мужчина. Девушка заторопилась к нему.
— Простите, — раздался тоненький голосок. — Вы не подскажете, как пройти к дому Генри Маккларти?
Мужчина с интересом посмотрел на незнакомку. На вид ей было около двадцати лет. Густые каштановые волосы были забраны в хвост. Пухлые губы и большие, удивленно распахнутые зеленые глаза придавали ее лицу какую-то детскость и беззащитность, так что мужчине невольно захотелось проявить к ней участие. Но он лишь сухо ответил:
— Иди прямо по этой дороге, а потом на первом же повороте сверни налево. Там сразу увидишь огромный особняк. Это он и есть.
— Спасибо, — ответила она, почему-то густо покраснев.
Мелкими шажками она засеменила туда, куда ей указали, перекладывая тяжелый чемодан из одной руки в другую. Мужчина еще долго смотрел вслед девушке, размышляя, что ей могло понадобиться в доме Маккларти.
Дороти Нильсон, так звали девушку, повернула налево и действительно сразу же увидела высокое здание, выделявшееся среди остальных. Сначала была видна только крыша, крытая железом, но по мере того, как она подходила все ближе и ближе, старинный особняк открывался ей во всем великолепии.
Наконец она подошла к воротам. Сбоку на кирпичной стене примостился маленький звонок. Слегка нажав на кнопку, девушка стала терпеливо ждать. Через минуту дверь открылась, и вышла пожилая женщина.
— Здравствуйте, я Дороти Нильсон.
— Аа! — протянула женщина, приветливо улыбнувшись. — Проходи. Я почему-то не думала, что ты приедешь так рано. Давай помогу, — сказала она, взглянув на посиневшие пальцы девушки, и взяла из ее рук чемодан.
Они вошли в дом.
— Нам на третий этаж.
Поднимаясь по лестнице, Дороти с интересом разглядывала дом. Широкий, просторный холл и несколько дверей. Одна была приоткрыта, и Дороти увидела узкий коридор и несколько ступенек, ведущих куда-то вниз.
В комнате, куда ее привели, было две кровати. Значит, я буду здесь жить не одна, подумала Дороти.
— Ну вот. Это твоя комната. Меня зовут Грейс Миллер. Я работаю здесь экономкой.
Грейс поставила ее чемодан возле одной из кроватей и посмотрела на Дороти. Та стояла, уставившись прямо перед собой.
Как неживая, подумала Грейс.
— Ты когда-нибудь работала раньше? — спросила она.
— Да так, помогала Кэтрин, — ответила девушка, как будто Грейс было известно, кто такая Кэтрин.
Грейс еще раз удивленно взглянула на девушку. Дороти стояла перед ней, потупив взгляд.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать один, — ответила Дороти и покраснела, как будто выдала про себя какую-то неприличную информацию.
— У тебя есть родители?
— Я сирота.
— Вот как… — произнесла Грейс, смутившись. — Жить ты будешь здесь, работа несложная: мыть, отчищать, протирать в доме все, что можно. Генри сейчас в отъезде и…
При этих словах Дороти подняла на нее свои огромные изумрудные глаза и проронила:
— В отъезде?
Грейс уже устала изумляться новой служанке.
— А что?
— Нет, ничего, — пролепетала Дороти и снова покраснела, как помидор.
— Платить я тебе буду пятьдесят долларов в неделю. Устраивает?
Дороти кивнула.
— Ну и ладно. Отдохни тут немножко. Вон там душ. — Она указала на белую дверь в углу. — Можешь освежиться. А потом спускайся вниз, в кухню. Познакомлю тебя с твоей напарницей, и будем завтракать.
Закрыв за собой дверь, Грейс несколько секунд постояла, прислушиваясь. Из комнаты не доносилось ни звука.
Странная девушка, подумала она и стала спускаться по лестнице.
Дороти Нильсон села на корточки и откинула назад упавшую на лоб прядь каштановых волос. Ее рука была в грубой резиновой перчатке, с которой капала мыльная вода, и на щеке девушки осталось несколько капель, слившихся на пути вниз, к тонкому подбородку в прозрачную струйку. Две слезы упали с дрожащих ресниц и покатились по лицу, смешиваясь с медленно стекавшей водой. Дороти почувствовала, как ее тело начали сотрясать неслышные рыдания, в то время как она пыталась вытереть щеку о рукав балахона, который миссис Миллер дала ей в качестве рабочей одежды.