В воспоминаниях отрада.
Надпись на памятнике лошади
Засушливое лето превратило землю в бетон. От шагов разносилось эхо, словно люди ходили по туго натянутой коже барабана. Рори Армитадж оглядел растрескавшуюся землю, покрытую заплатками ссохшегося побуревшего дерна. Сквозь глубокие трещины проглядывала жалкая нагота почвы.
Лужайка перед его домом была в таком же плачевном состоянии, как и все вокруг. Речь даже не заходила о том, чтобы поливать ее. И не потому, что кто-то из соседей мог донести, во всяком случае, не здесь, в Парсло-Сент-Джон. Просто в их маленькой общине он занимал определенное положение и обязан был подавать пример. Поэтому ему и пришлось обречь свой сад на увяданий и гибель. Правда, его жена постаралась сохранить хоть розы, поливая их водой, остающейся от стирки и умывания.
В открытом поле было еще хуже. Он ковырнул ногой край трещины, и в воздух поднялось облачко сухой пыли.
— Пожалуй, такую землю лопата не возьмет, — объявил Эрни Берри. В подтверждение своих слов он постучал лопатой о засохший грунт. Металл глухо звякнул, лопата отскочила, как от камня. — Мы с моим парнишкой вчера полдня потратили, чтобы продолбить эту вашу траншею. А как, спрашивается, выкопать яму таких размеров, как нужно? — добавил он, утирая коричневой рукой выступивший на лице пот. — Ничего не выйдет, мы с моим парнишкой не сможем этого сделать. Вам понадобится экскаватор.
Рори и Эрни Берри со своим юным напарником стояли на площадке под древним каштаном. Они выбрали это место потому, что раскидистые ветви старого дерева давали густую тень, а вовсе не потому, что яму собирались рыть именно здесь. Мощная корневая система старого каштана делала эту задачу практически невыполнимой. Для ямы было выбрано место повыше, футах в двадцати по склону холма. Его обозначили колышками и бечевкой. Внутри ограждения чернела траншея, которая вчера с таким трудом далась старшему и младшему Берри и которая должна была помочь определить уровень подземных вод. Дно канавы было сухим, как кость. Рори с облегчением подумал, что, к счастью, до водоносного слоя они еще не дошли. Это могло бы задержать работу.
Тем не менее, без экскаватора дело дальше не пойдет, Берри прав. Теперь это стало понятно. И Рори оглядел Берри-старшего со смешанным чувством неприязни и веселого удивления. Между Эрни и деревом, под которым он стоял, определенно существовало какое-то сходство. Эрни был коренастым, мощным, узловатым, прокаленным солнцем, крепкие челюсти, шеи почти нет. На нем, как всегда, были рабочие штаны и грязная майка, обтягивающая выпуклый живот. Седеющие волосы виднелись из-под майки на груди и под мышками. Плечи и мускулистые руки тоже были покрыты растительностью, и только на сияющем черепе, похожем на отполированный каштан, волосы совершенно отказывались расти. Идеальный каток для мух.
Рори подавил улыбку, вряд ли уместную в данной ситуации, и подставил лицо свежему ветерку. Они находились в высшей точке местного ландшафта, на холме, открытом ветрам и непогоде. Правда, в качестве компенсации этих неудобств отсюда открывался великолепный вид. Рори рассеянно обвел взглядом панораму сельской местности.
«Жаль, что Чарльзу Дарвину не удалось встретиться с Эрни Берри, — подумал он. — Великий натуралист наверняка нашел бы для него местечко в своей эволюционной системе между человеком и обезьяной. То самое „недостающее звено“».
Но он тут же напомнил себе, что Берри надежный и добросовестный работник, который к тому же взял на себя все заботы о саде миссис Смитон и постоянно выполнял разнообразные случайные работы в деревне. В глубине души Рори понимал, что старается подавить свою неприязнь к Берри-старшему, и это понимание его раздражало. Честно говоря, он не любил Эрни и не доверял ему. Бегающий взгляд и привычка косить на тебя глазом, когда, как ему кажется, ты на него не смотришь — настораживающие признаки, которые Рори хорошо изучил при работе с лошадьми. От животного с такими повадками всего можно ожидать. Зазеваешься, и она коварно лягнет тебя или внезапно цапнет зубами. Кроме того, на губах Эрни вечно играла бессмысленная улыбка, и это еще больше усиливало производимое им неприятное впечатление.