Рассказы о привидениях

Горничная Сьюки Джоунз отошла к праотцам в канун Рождества, наевшись несвежих устриц (хотя миссис Ризли, кухарка, ее предупреждала!). Спустя месяц после этого прискорбного события на всех рыбных рынках Лондона уже судачили о проделках Бешеной Сьюки — так торговцы устрицами прозвали призрак отравившейся любительницы деликатесов. Бешеная Сьюки не пропускала ни одного базарного дня, иной раз успевая за день посетить до пяти рынков в разных концах города и навести там шороху. Более всего доставалось устричным рядам — Сьюки мстила за свою безвременную кончину, опрокидывая прилавки с товаром, подбрасывая под ноги продавцам и покупателям гнилые апельсиновые корки и скользкие рыбьи потроха (результат: пять переломов ног, одиннадцать переломов рук и тридцать восемь растяжений — и это за один месяц!) и поджигая тележки для развоза товара. Народные средства вроде сушеных кроличьих лапок, чеснока, толченого зуба девственницы или отвара из лягушачьих шкурок не помогали, даже крестное знамение — и то не могло осадить неугомонную Сьюки. Некоторые торговцы устрицами, подсчитывая еженедельные убытки, всерьез подумывали о том, чтобы переключиться на продажу чулок, табаку или, скажем, скобяных изделий.

В один из таких дней, когда Бешеная Сьюки была особенно активна, доктор Сэмюель Джонсон, составитель знаменитого «Словаря английского языка», любитель женщин, остряк и балагур, направился на рыбный рынок, чтобы собственноручно купить свежих устриц для своего любимого кота Ходжа. Идя по Флит-Стрит, доктор Джонсон, как обычно, разговаривал сам с собой и яростно жестикулировал, чем немало фраппировал прохожих, иные из которых лишь чудом успевали увернуться от увесистых кулаков размахавшегося лексикографа.

Добравшись до рынка, доктор Джонсон тотчас же направился к рыбным рядам, где всегда брал прекрасные свежие устрицы у одного и того же торговца — мистера Мозли. Однако, продравшись сквозь толпу к прилавку, доктор Джонсон с удивлением уставился на ровные ряды щеток для обуви, которые помещались ровно там, где на протяжении последних трех лет высились горки аппетитных устриц. Над щетками маячила кислая физиономия обычно веселого и бодрого мистера Мозли.

— День добрый, Мозли! — приветствовал торговца доктор Джонсон.

— Добрый, если вам угодно, доктор Джонсон, сэр, — замогильным голосом ответствовал Мозли.

— Друг мой, да на вас лица нет! И потом, скажите мне ради всего святого — что здесь делают эти щетки?! Куда подевались ваши замечательные устрицы?

— Ах, не спрашивайте! Это все Бешеная Сьюки! — мистер Мозли скривился так, словно у него болели все коренные зубы сразу, и поведал доктору Джонсону историю о мести отравленной горничной.

— И что же, Мозли, как теперь быть? — растерялся лексикограф.

— Я знаю только одно, сэр — на этом рынке устриц вам уж не найти. Придется мистеру Ходжу привыкать к треске да хеку.

И действительно — сколько не мыкался доктор Джонсон по рынку, устриц сыскать ему не удалось. Понуро, с треской подмышкой, вернулся ученый домой. Кот Ходж недоуменно обнюхал треску, а потом смерил хозяина таким взглядом, что бедный доктор Джонсон в тот день ничем уж не смог заниматься, а только сидел в креслах у камина да горестно взирал в окно.

В отличие от своего хозяина, Ходж предаваться меланхолии не собирался — напротив, он собирался действовать, и как можно скорее. Ну, сами подумайте — пять лет кормиться отборными свежайшими устрицами, и вдруг — треска! За что, позвольте спросить?!

Убедившись, что хозяин мирно посапывает в кресле, накрывшись вечерним выпуском «Таймс», кот Ходж черным ходом выбрался на улицу и отправился на рыбный рынок. Торговля там уже заканчивалась, под прилавками тут и там валялись рыбьи головы, потроха и скелеты, среди которых сновали бездомные ободранные коты. Вонь стояла такая, что если бы у Ходжа был сюртук, он непременно вынул бы из кармана надушенный носовой платок и заткнул им свой нос. Но сюртука с надушенным платком в кармане у Ходжа не было, зато была цель — выяснить, куда и по чьей вине подевались устрицы.