I
Виго. — Мысли на морѣ. — Видъ земли. — Испанская территорія. — Испанскія войска. — Пасаджеро
Сегодня утромъ прекратились стоны и оханье, гудѣвшіе безъ умолку за прекрасно-расписанными дверями моей каюты, и больные вмѣстѣ съ солнцемъ поднялись съ коекъ. Но задолго еще до солнечнаго восхода, я имѣлъ счастіе убѣдится, что мнѣ уже необходимости стараться о поддержанія горизонтальнаго положенія, и въ два часа утра вышелъ на палубу полюбоваться полнымъ мѣсяцемъ, который садился за западѣ, съ миріадами звѣздъ, блестѣвшихъ надъ моей головою. Ночь была чудная. Воздушная перспектива поражала меня своимъ великолѣпіемъ. Синее небо охватило алмазныя свѣтила; ярко и тускло мерцали они, утопая въ неизмѣримой глубинѣ его. Корабль покойно скользилъ по темной поверхности опавшаго моря. Дулъ тихій, теплый вѣтеръ, далеко не тотъ, который въ продолженіе двухъ сутокъ гналъ насъ отъ острова Уэйта. Колоколъ билъ получасы, а вахтенный выкрикивалъ часы и четверти.
Видъ этой благородной сцены въ одну минуту уничтожилъ всѣ припадки морской болѣзни, и еслибъ чувствовалась только потребность сообщать секреты свои публикѣ, много хорошаго можно бы сказать о томъ удовольствіи, которое доставило мнѣ это раннее утро. Но бываютъ внутреннія движенія, недопускающія легкаго разсказа, и къ нимъ-то относились чувства, вызванныя созерцаніемъ этой обширной, великолѣпной и гармонической картины. Она приводила въ восторгъ, который не только трудно выразить, но въ которомъ заключалось что-то таинственное, о чемъ не должно человѣку говорить громко. Надежда, воспоминаніе, исполненное нѣжности, стремленіе къ дорогимъ друзьямъ и невыразимая, благоговѣйная любовь къ силѣ, создавшей эти безчисленные міры, вѣчно блистающіе надъ нами, наполняли душу торжественнымъ, смиреннымъ счастіемъ, которымъ рѣдко наслаждается человѣкъ, живущій въ городѣ. Какъ далеки отсюда городскія заботы и удовольствія! Какъ жалки и ничтожны онѣ въ сравненіи съ этимъ великолѣпнымъ блескомъ природы! Подъ нимъ только ростутъ и крѣпятся лучшія мысли. Небо сіяетъ поверхъ насъ и смиренный духъ благоговѣйно взираетъ на это безграничное проявленіе красоты и мудрости. Вы дома, съ своими, хотя они и далеко отъ васъ; сердце ваше носится надъ ними, такое же свѣтлое и бдительное, какъ и эти мирныя звѣзды, блистающія на тверди небесной.
День былъ также прекрасенъ, какъ и ночь. Въ семь часовъ загудѣлъ колоколъ, словно благовѣстъ сельской церкви. Мы вышли изъ каютъ; тенделетъ былъ убранъ, на палубѣ стоялъ налой, матросы и пассажиры слушали капитана, который мужественнымъ голосомъ читалъ молитву. Для меня было это совершенно новое и трогательное зрѣлище. Слѣва отъ корабля подымались остроконечныя вершины пурпуровыхъ горъ, Финистере и берегъ Галиціи. Небо было свѣтло и безоблачно; мирно улыбался темный океанъ, и корабль скользилъ поверхъ него въ то время, когда люди славословили Творца вселенной.
Было объявлено пассажирамъ, что въ честь этого дня за столомъ угостятъ ихъ шампанскимъ, которое и было подано во время обида. Мы выпили за здоровье капитана, не пропустивъ случая сказать при этомъ нисколько спичей и комплиментовъ. По окончаніи пирушки, мы обогнули мысъ, вошли въ заливъ Виго и миновали мрачный, гористый островокъ, лежащій посреди его.
Не знаю почему это, оттого ли что видъ земли всегда привлекателенъ для глазъ моряка, утомленнаго опасностями трехдневнаго плаванья, или это мѣсто необыкновенно хорошо само-по-себѣ; но только рѣдко случалось мнѣ видѣть картину прекраснѣе амфитеатра холмовъ, въ которые врѣзывался теперь пароходъ нашъ. Весь пейзажъ былъ освѣщенъ чудно-прозрачнымъ воздухомъ. Солнце не сѣло еще; но надъ городомъ и построенной на скалъ крѣпостью Виго, тускло блестѣлъ уже мѣсяцъ, становясь все больше и свѣтлѣе по мѣрѣ того, какъ солнце уходило за горы. Надъ нижнимъ уступомъ охватившаго заливъ возвышенія, волновались яркіе, зеленые холмы, изъ-за которыхъ подымались уже мрачныя, величавые утесы. Сады и фермы, церкви, деревни, монастыри и домики, вѣроятно бывшіе когда-то пріютомъ пустынниковъ, весело освѣщались лучами заходящаго солнца. Картина эта была полна прелести и одушевленія.
