Эпиграф:
Liberate my madness…
– На с-с-сука, получи!!!
– Давай, давай, врежь этому мудиле!!!
– А, чтоб тебя нах!
Яркий свет, потом что-то свистит у моей щеки. А, вот же, не свистит, вспарывает – щеку заливает чем-то тёплым, и, кажись, это моя родимая кровушка, коей и так уже не очень много осталось.
Ну, надо объяснить, что я тут делаю.
Я убегаю.
За мной гонятся.
Это, типа, такой прикол.
Ой, бля – споткнулся о трубу, торчащую из-под снега, упал, растянулся. Скользко, однако, слякотно – ноги разъезжаются. Зимой не побегаешь, особенно по набережной. В воду не прыгнешь – холодно, с другой стороны – шоссе, можно, конечно, попробовать прорваться через поток машин, летящих на скорости около двухсот, но скорее потом-то уж точно себя не соберешь, хоть и по частям. Никак. А современные омыватели стёкол очень хорошо убирают кровь с ветрового стекла: знаю, сам пользовался…
Вот, пока я тут с мыслями собираюсь, да пытаюсь встать из чавкающей жижи, меня успевают опять пригвоздить к земле, человека два, наверное, сверху, навалилось.
Фу, как неприлично. И ещё коленом по яйцам заехали, да так, что я света белого невзвидел.
Пыхтят, сопят, словно свиньи на случке. Хотя, с чего я взял это? Свиней не видел.
Нет, ну уроды, не скажите?
Я всё ещё пытаюсь подняться. Выходит плохо. Руки мне умудряются заломить, падлы!!!
– Блядь, Крот, хули ты возишься с тянучкой, хочешь, чтоб он царапаться начал?! Быстрей, идиот!!!
Я ничего не вижу, рою носом грязно-серый хлюпкий снег, но судя по голосу, это говорит Снеговик. И «тянучка». Вот же вляпался по уши, ебать вашу мать, прости меня Мессия…
Потом вокруг кистей заломленных рук распространяется вяжущий холод, да такой неприятный, что я невольно выпускаю когти. Кто-то вскрикивает, и я улыбаюсь, несмотря на то, что уже всё кончено: так тебе и надо, мусорок, напоролся на бритовку?
Потом я получаю несколько увесистых профилактических пинков в живот, и меня резко дёргают вверх, приводя в стоячее положение.
Секунда реабилитации сенсов, и передо мной маячит толстая харя Снеговика. Потом она сменятся стоп-кадром его кулака, с хрустом ломающего во второй раз мой и без того плачевно-испорченный нос. Даже думать не хочу, во что он превратился.
Снеговик улыбается, жирно так, масляно, вальяжно так, будто кот сливок объелся. Меня от его рожи чуть не выворачивает, а уж от улыбки – нет, вы только представьте – фигурно выточенные зубы, которые образуют своеобразную головоломку, когда этот членосос сжимает зубы и каждый завиток входит в свой паз, из-под фуражки, сдвинутой на затылок, выбивается ёжик ярко-розовых волос, которые флуоресцируют в свете барж, фонарей и хайвея. Причем в Снеговике, в нём росту-то, дай Мессия, не больше метра семидесяти, и это на экзоскелетарных скороходах, а в ширину – все полтора! Давно известно, что толстые коротышки обладают несносным деспотичным характером.
Дальше, я вижу, его подпирает отморозок из центрального ОВД, крутой модификат, тут ничего не скажешь – морда кирпичом, сенсы почти от глаз не отличишь, а мозги все, практически полностью, электронные. Типа, это круто считается, но на самом деле, механика она и есть механика, работает с задержкой, если знать, по чему бить, их не так уж и трудно из строя вывести. Вот я знаю, но меня это вряд ли спасёт.
Я аккуратно шевелю заведёнными за спину руками, проверяя надёжность «тянучки», но кольцо ботов в ней сжимается так сильно, что я моментально расслабляю мышцы – вот только перерезанных вен мне не хватало для полного счастья…
– Ну что, гадёныш, попался? – довольно задаёт риторический вопрос Снеговик. За моей спиной, кстати, толпится хуева туча народу (ну, три человека это уже толпа), и подобострастно подхихикивает.
– Ммм… По-моему, попались твои сосунки.– Отвечаю я.
– Какие? – делает вид, что не понимает.
– Да те, которые за мной денно и нощно увивались. А я… Я ж не педик. А твои мальчики сейчас хорошенько упакованы… Думаю, какой-нибудь ресторан сделает из них что-то восхитительное… – я позволяю себе растянуть разодранные губы в ехидную полуулыбку. – Может, тебе тоже доведётся попробовать. Да, думаю что в китайский ре…