Ранним утром, когда на улице только-только началась повседневная суета и люди заспешили кто куда, к новому, недавно выстроенному знанию подошла грузовая машина с новыми жильцами. Из открывшегося окна кабины высунулся шофёр и прокричал, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Этот дом за номером десять дробь два, подъезд четыре?
— Ну да, это тот самый дом и подъезд четвертый, — ответила дворничиха.
— Тогда все правильно, — сказал шофёр, открыл дверцу кабины и спустил оттуда на землю девчушку лет шести.
Что это была за девчушка! Всё её лицо было густо усыпано веснушками, будто кто-то нарочно брызнул на личико золотой кистью. А головку венчала закрученная на макушке рыжая косичка — словно маленькая корона королевы.
Дворничиха даже зажмурилась. И, вытерев руки о фартук, тронула рыжие волосики и спросила:
— Ты и вправду такая золотая?
Девчушка широко улыбнулась, приветливо поздоровалась, но на вопрос не ответила — она и сама не знала, вправду ли она такая золотая.
* * *
На другой день эта девочка уже играла со всеми ребятами в песочнице и оказалась очень задиристой и упрямой. Обычно того, кто не такой как все, всегда дразнят, но дразнилки, придуманные для Таюшки (так звали рыжую девочку), вскоре пришлось отставить. Дело в том, что Таюшка умела постоять за себя и была ужасно задириста.
Однажды она затеяла шумную разборку из-за куклы. Кукла принадлежала кокетливой девочке в бантиках и выглядела так же нарядно и кокетливо, как и её хозяйка. Девочка в бантиках опасалась доверить свою нарядную красавицу шаловливой Таюшке, а та во что бы то ни стало хотела её побаюкать. Таюшка потянула куклу к себе, девочка не отпускала. Таюшка дёрнула и нечаянно вырвала у куклы ногу. Однако девочка не отдавала и одноногую куклу, и развоевавшаяся Таюшка, не желая сдаваться, унесла ногу в беленьком носочке и синенькой туфельке к себе домой.
— Ну и зачем она тебе нужна, нога без куклы? — спросила Таюшку мама. — Что проку в оторванной кукольной ноге?
— Нога тоже красивая, — возразила Таюшка.
— Что за ребёнок? Откуда такая воинственность? — развела руками мама. — Тебе надо было мальчиком родиться с такими повадками…
Да уж, эта Таюшка далеко не во всем была золотой.
Однажды — дело было в субботу — все дети вышли к песочнице чистенькими, искупанными, принаряженными. И среди всей этой компании выделялся один весьма упитанный мальчик, который жевал, причмокивая, большой бутерброд с копчёной колбасой. А на него во все глаза смотрел, высунув язычок, голодный дворовый щенок.
— Дай маленький кусочек, — попросила подошедшая Таюшка.
— Ещё чего, свой надо было из дома брать, — возразил толстый мальчик.
— Да я не для себя, я для щенка, — пояснила Таюшка. — А тебе я потом сразу два бутерброда принесу.
— Вот иди и неси из дома сразу два бутерброда для щенка. — И толстяк демонстративно откусил от бутерброда.
— Моей мамы сейчас нет дома, — сказала Таюшка примирительно, — иначе я бы у тебя не просила.
— Сказал «не дам», значит, не дам! Я не буду делиться с бездомной
собакой своим бутербродом! — разозлился толстяк и отвернулся.
— Ну что тебе стоит дать щенку хоть маленький кусочек? — не отступала Таюшка.
— Уйди, конопатая, а то…
Не успел толстяк проговорить обидное слово, как получил звонкую оплеуху. И покатились по грязному асфальту в чистых одёжках рыжая Таюшка с толстым мальчишкой. Бутерброд у толстяка выпал из рук, и щенок его тут же проглотил, а сам пустился наутёк.
— Ха-ха-ха, так тебе и надо, жадина! — залилась смехом Таюшка.
— Ах, так? Вот тебе, получай! — И толстяк, победно усевшись верхом на Таюшку, вцепился ей в рыжие волосы.
— Отпусти, больно! — Таюшка попыталась высвободиться из-под увесистого мальчишки, но безуспешно; тогда она в отместку трижды ущипнула его за толстый бок и прохохотала: — Ха-ха-ха, бутерброд убежал от жадины!
— Не ври, вруша, бутерброд не сам убежал, его утащил твой паршивый пёс! — орал мальчишка, сидя верхом на Таюшке.
А щенок, успевший за это время проглотить бутерброд, звонко тявкал, прыгая вокруг дерущихся. Неизвестно, чем бы закончилась эта драка, если бы к ним не подошёл пацан постарше. Он легко снял толстого мальчишку, победно восседавшего на Таюшке, затем поднял и саму Таюшку.