Почти предисловие
Кругосветное путешествие по дорогам любви
Когда война закончилась, на стене одного из недоброй памяти бараков, где размещались военнопленные из разных стран, нашли несколько любопытных надписей. В какой-то мере они отражали идеалы арестантов.
Немец и в дни бесславных поражений сохранил неколебимою веру в превосходство своей страны над всеми остальными: «Германия превыше всего». Англичанин нацарапал ритуальное: «Боже, храни короля». Француз, само собой разумеется, воскликнул: «Франция вечна!» А неизвестный итальянский солдат, не проявив, увы, чрезмерного патриотизма, искренне и честно начертал: «Да здравствует любовь!»
«Женщина» и «любовь» — эти два слова чаще всего встречаются в речи моих соотечественников. Отчего это? «От скуки, — объяснял наш писатель Эннио Флайяно. — Ведь нередко любовь порождает иллюзию избавления от жизненных тягот».
«Любовь движет миром», — добавлял с большим оптимизмом другой наш писатель, Элио Бартолини.
Ну а знаменитый наш физиолог, профессор Энцо Боэри, человек на редкость остроумный, высказывался так: «Основное наслаждение мужчина получает не от любви как таковой, а от рассказа о своих победах в кругу друзей».
Во имя любви люди совершают подвиги и проявляют чудеса изобретательности. Один официант из Бергамо, влюбившись в юную прелестную негритянку, эмигрировал в Йоханнесбург, бросил вызов всем законам, угрозам и расовым предрассудкам и перекрасился в негра. Вкусив счастье любви, он спокойно воспринял арест, шестимесячное заключение и высылку из страны.
А в одном из рассказов Акилле Кампаниле бедные влюбленные, чтобы иметь возможность поцеловаться, отправлялись каждый день на вокзал и перед вагоном изображали горечь разлуки.
Ради любви человек способен вынести многое. Сразу после войны одна женщина отправилась в Югославию на поиски пропавшего без вести мужа и нашла его. Он лишился обеих ног, и жена несла его на плечах, как ребенка. Так пешком и дотащила до дому.
Я объездил почти весь мир и повсюду встречался с любовными страстями и горестями. И впрямь, если верить Льву Толстому, в сердце человека — начало и конец всему.
А еще приходит на память великолепный рассказ молодого польского писателя Марека Хласко «Восьмой день недели». В нем описаны забавные и очень грустные приключения двух влюбленных, которым хотелось целоваться и все такое прочее, но в только что освобожденной от немцев Варшаве не нашлось для них ни угла, ни лесочка, ни полянки, где могли бы они укрыться от посторонних глаз.
«Не люблю вокзалов, — писал кто-то. — От них веет разлукой». Не забуду лицо молодой полячки, с которой встретился на туманном перроне Кракова. Она провожала моего приятеля, швейцарского журналиста, и все больше молчала, лишь изредка улыбалась тонкими, чуть подкрашенными губами. На ней было старомодное, очень узкое пальто; в руке — черная пластиковая сумочка. А на обеих запястьях багровели шрамы — это однажды утром в минуту отчаянья она пыталась уйти из жизни. Ее нашли почти бездыханной в комнатке, которую она делила с подругой, в одном из тех пропитанных сыростью, запахом щелочи и вареной картошки домов.
— Мы обязательно увидимся, — говорил ей мой швейцарский коллега. — Может, летом приедешь в Женеву.
Девушка слушала его молча, с отсутствующим видом.
— Нет, только если ты опять приедешь сюда, — произнесла она наконец. — Мне как врагу народа не дадут заграничный паспорт.
В Будапеште мне довелось прочесть две страницы из дневника одного муниципального чиновника. Его во времена коммунистической диктатуры Ракоши отправили в ссылку вместе с женой и двумя детьми. Обвинялся он в приверженности реакционному режиму адмирала Хорти.
Вот что записал он в своем дневнике. «Нас привезли в домик, затерянный на просторах огромной равнины. Крыша дырявая и в дождь протекает. На те деньги, что нам дают, можно купить лишь хлеба, да и того в обрез. Едва заходит солнце, мы ложимся спать, чтобы заглушить муки голода. Дети не плачут и ничего не просят. Ума не приложу, чем топить печь. Хотел набрать навоза у водопоя, но пастух потребовал за это пять форинтов. Поэтому часами собираем навоз в полях.
