Журнал «Гэлакси», публикуя рассказ английского писателя Джона Брюннера, снабдил его таким редакционным трехстрочным вступлением: «Это был простой, грубо отпечатанный бюллетень, но он угрожал самим основам общества потребления…» Действительно, история о таинственном бюллетене, рассказанная писателем-фантастом, стирает яркие краски буржуазной рекламы и обнажает, что скрывается под ним. Писатель прибегает к фантастическому приему, наделяя героя своего рассказа даром ясновидения. Этот условный ход позволяет сделать в повествовании тот необходимый фантастический сдвиг, который дает возможность яснее увидеть отличительные неприглядные черты реальности, придающие рассказу Брюннера характер свидетельства и разоблачения.
Мервин Грей, прозванный в США Чудом Делового Мира, не стал бы миллионером в двадцать девять лет, если б страдал нерешительностью.
Вот почему, получив срочную телеграмму от своего лондонского представителя Эдгара Кэссона, сообщавшего, что ему с трудом удалось продать по три шиллинга акции, которые еще накануне котировались по девять шиллингов шесть пенсов, он первым же самолетом вылетел из Багамы, центра своей финансовой империи, даже не потрудившись известить о своем прибытии.
Впрочем, медлительный и невозмутимый маклер ничуть не удивился, увидев, что перед его домом остановился «роллс» с шофером за рулем. Он попросил жену заняться гостями и, распорядившись не беспокоить его ни под каким предлогом, принял Грея в библиотеке.
Маленький, светловолосый, возбужденный и всегда — даже когда он сидел за своим письменным столом — выглядевший так, словно он вот-вот сорвется с места и устремится к некоей неведомой далекой цели, Грей занял лучшее кресло, взял наиболее полный из двух бокалов хереса, налитых Кэссоном, и спросил:
— Что там стряслось, черт возьми, с «Лептон энд Уайт»?
Это было именно то, чего ожидал Кэссон, однако издали он, как всегда, переоценивал свои силы, надеясь, что сумеет спокойно противостоять рассерженному Грею. Он нервно облизал губу и сказал, переходя на оборонительный тон:
— Знаете, это еще не все. Они дошли до шиллинга шести пенсов к исходу дня, и завтра никто уж не захочет их покупать. В этих обстоятельствах…
— Что произошло? — спросил Грей. — И налейте мне еще один бокал этого пойла, которое вам всучили под видом хереса.
Кэссон, вздохнув, поставил бокал и порылся во внутреннем кармане своего безукоризненного смокинга.
— Бог что с ними произошло, — сказал он без обиняков и положил сложенный вдвое листок бумаги в протянутую руку Грея.
— «Пятый бюллетень», — прочел вслух Грей, — Я не улавливаю связи.
— Прочтите, — сказал Кэссон, — и вы будете знать столько же, сколько я.
Грей угрожающе поднял бровь, однако последовал совету своего маклера. Это было нечто вроде объявления, выполненного офсетным способом с оригинала, напечатанного на машинке, и напечатанного к тому же неаккуратно, с неровными полями и множеством опечаток.
Бюллетень состоял из десяти или двенадцати коротких параграфов, начинавшихся с названия какой-либо компании, выделенного прописными буквами. Почти все фирмы были известны Грею. С трудом сдерживая накипавший гнев, он принялся читать:
— ДЕЙЛ, ДОККЕРИ Н ПЕТРОНЕЛЛИ, фабриканты мороженого. За шесть истекших месяцев 3020 детей, потреблявших их продукцию, заболели желудочными болезнями.
«ГРАНД ИНТЕРНЕЙШНЛ ТОБАККО КОРПОРЕЙШН». Сигареты «Престиж», «Каше» и «Шилимент». 14 186 случаев заболевания раком легких диагностированы за прошлый год среди потребителей этих марок.
И вот наконец то, что он искал:
— «ЛЕПТОП ЭНД УАЙТ», торговое оборудование для продуктовых магазинов. В течение того же периода 1227 служащих фирм, использующих машины для резки ветчины и другие аппараты, поставляемые компанией, лишились одного или нескольких пальцев.
Грей передернулся, представив себе руку, из которой хлещет кровь на белую эмаль машины для резки ветчины, однако он еще не переварил потерю двадцати тысяч фунтов стерлингов.
— Эта… эта бумажка разорила «Лептон энд Уайт»?.
— Выходит, что так.
— Но… господи боже! Как можете вы думать, что все это случилось из-за какого-то клочка бумаги! Ерунда! Это просто абсурдно!
