«Силуэт американского авианосца замаячил на горизонте под вечер. Капрал Курода долго разглядывал в бинокль незнакомый корабль с огромной палубой и скошенной на бок трубой. Даже на большом расстоянии чувствовалось, какая это на самом деле громада. Однако ни страха, ни удивления Курода не испытал. Лишь озабоченно подумал, что завтра янки начнут высадку десанта, и ему, Куроде, придется их встретить, как подобает солдату. В то, что янки пошлют десант к берегу ночью, капрал не верил. Он хорошо знал — в темноте эти вояки рисковать не станут.
Устроившись на камнях Лысой скалы, прогретой за день солнцем, Курода заснул. Пробудившись посреди ночи он еще раз оглядел в бинокль корабль противника и удивился, что тот застыл в океане, обозначив себя стояночными огнями. Для военного корабля это было по меньшей мере непростительной беспечностью, но янки есть янки и от них всегда можно ожидать чего угодно. Курода прислушался к равномерному шелесту волн, убедился, что на берегу ничего не происходит, и снова крепко уснул.
Едва забрезжил рассвет, капрал занялся делом. На Лысой скале он установил два пулемета, разнеся их друг от друга на двадцать шагов. Закрепил оружие камнями, приладил к спусковым крючкам шнурки, пропустил их через вбитые в камень колышки. Теперь, потянув за поводки, он мог заставить стрелять оба пулемета, не приближаясь к ним. Сам Курода расположился посередине позиции.
Низкорослый, скроенный грубо и прочно, он походил на колоду, узкую снизу и широкую поверху. У него было круглое, будто очерченное циркулем лицо с приплюснутым широким носом, узким ртом и тяжелой нижней челюстью. Немигающие глаза глядели на мир внимательно, словно постоянно прицеливались. Медлительные, хорошо выверенные движения капрала маскировали его способность бросаться вперед с силой и скоростью разжимающейся пружины. В нем жила постоянная настороженность, которая не ослабевала даже во сне.
Рядом с собой — справа и слева — Курода положил два пистолета-пулемета Томпсона с постоянным прицелом и свою любимую винтовку — «арисаку». Предстоявший бой капрала нисколько не страшил. Он слишком хорошо знал противника. Высадившись на берег янки остановятся, едва попадут под обстрел. Эти вояки не умеют идти напролом. Они обязательно вызовут авиацию. Начнется бомбежка. Это, конечно, похуже атаки морской пехоты, но и бомбежку Курода готов был пережить. Кое-какой опыт у него уже имелся. Как никак капрал уже пятнадцать лет держал на этих камнях оборону.
На тропический остров Кулатан девять солдат японской императорской армии под командованием капрала Куроды высадили с эсминца «Ивадзима» в июне сорок третьего года. Покрытый густым лесом остров был необитаем, и командование решило разместить здесь пост раннего оповещения флота о появлении американских самолетов. Спустя полгода с проходившего мимо транспорта «Ниссио-мару» на Кулатан забросили запас провианта и боеприпасов.
То был последний контакт Куроды с соотечественниками. Дальше он и его солдаты продолжали войну сами.
Первым погиб рядовой Цугумиси. Его укусила в ногу лесная змея. Солдаты — неотесанная деревенщина — восприняли случившееся как предвестье беды и упали духом. Курода сам решил расправиться со змеей, чтобы дать подчиненным урок мужества. Два дня он сидел на поляне, где аспид настиг Цугумиси. Змея появилась внезапно. Поначалу слегка дрогнули лезвия сочной осоки на краю болота. Потом зашелестела сухая трава. Курода напрягся, зажав в руке, обмотанной полотенцем, штык, снятый с винтовки. На поляну, легко скользнув по земле, выползла гадюка огромных размеров. Обдери с такой кожу и можно сшить прекрасный пояс на брюхо среднего по весу борца сумо. Черное тело змеи, перехваченное желтоватыми опоясками, маслянисто играло мускулами. Заметив противника, змея мгновенно свернулась в кольцо, высоко подняла голову, отчего та стала похожа на ладонь человека, готовую к тычку.
Курода шевельнул левой рукой, отвлекая внимание гада, и когда голова качнулась влево, он молниеносным ударом штыка рассек змею пополам.
Изрезанное на части пресмыкающееся солдаты поджарили на костре и съели. Казалось, все несчастья отведены. Однако в течение месяца один за другим от лихорадки умерли рядовые Комуро и Наганари. В отделении осталось шестеро, не считая командира.
