— Штурман, вы проложили курс на завтра?
— Так точно, Старший помощник.
— Не забудьте, все расчеты должны быть утром у Рулевого.
— Конечно, Старпом, как же иначе. Я отнесу.
— Спокойной ночи, Штурман.
— Спокойной ночи, Старпом.
* * *
Единственное окно в рубке, что открывалось в глубины космоса, занимало всю стену. Огромный пылающий шар Солнца всплывал из черной бездны навстречу кораблю, заглядывая в окно. Из рубки уходила темнота.
На фоне огненного шара силуэт высокого человека казался угольно черным. Он неподвижно стоял у штурвала, невозмутимо сжимая в широких ладонях деревянные рукояти, отполированные до блеска сотнями прикосновений.
Рулевой, так его называли всегда. Его взгляд был устремлен прямо на восходящее из бездонной тьмы солнце. Не шевелясь и даже не моргая, Рулевой смотрел точно перед собой. Лишь его зрачки иногда вздрагивали, превращаясь в едва заметные точки, когда он переводил взгляд на пылающий шар Солнца.
Штурвал был обит медью, и надраенный металл сверкал в солнечных лучах драгоценным украшением. Он выглядел центром этой рубки, центром корабля, центром мира — казалось, больше ничего в комнате нет. Но это было не так — около штурвала стоял маленький деревянный столик на изогнутых ножках. Рулевой мог спокойно опереться на него локтем. Но он никогда этого не делал — Рулевой был неподвижен словно статуя. Всегда. Около двери, ведущей в рубку, расположился диван — старое деревянное чудовище, оббитое черной кожей. Он стоял там всегда — никто не помнил, откуда он взялся, но никто и не собирался его убирать. Он был частью рубки — такой же, как штурвал и столик. И Рулевой.
Солнце заслонило собой весь проем окна, плеснулось в рубку волной огня, и руки Рулевого пришли в движение. Действуя четко и ровно, словно хорошо настроенный механизм, они повернули штурвал на пару миллиметров и снова замерли. Сам Рулевой не пошевелился. Даже тогда, когда скрипнула дверь.
— Доброе утро, Рулевой.
Рулевой, не оборачиваясь, тихо ответил:
— Доброе утро, Юнга.
— Как вахта?
— Без происшествий.
— Это замечательно. Скоро должны подойти Старший помощник и Штурман. Я подожду их здесь, если не возражаешь.
Раздался резкий скрежет, словно ржавой банкой провели по обломку стекла.
Вздрогнув, Рулевой едва не повернул штурвал, но все же удержался. Это диван.
Огромное чудовище из красного дерева скрипело всякий раз, когда на него садились. Рулевой никак не мог привыкнуть к этому звуку. Но он старался.
Юнга, молоденький паренек, не так давно появившийся в команде, примостился на краю дивана. Он был самым молодым на корабле и поэтому старался держаться незаметно. Не высовываться. И еще он предпочитал, чтобы его звали не Младшим в Команде, как полагалось, а просто Юнгой.
Вытянув длинные ноги, юноша поддернул белые форменный брюки и замер на краю дивана, боясь пошевелиться. Он искренне верил, что любой шум мешает рулевому вести Корабль.
Он ошибался. Рулевой не мог отвлечься от задания, даже если бы захотел. Он слышал все разговоры, разговаривал сам, но никогда не отвлекался от штурвала. Он нес ответственность за шесть миллиардов пассажиров, находящихся на борту и просто не мог отвлечься. Никогда.
За дверью раздались гулкие шаги, и в рубке вспыхнул яркий свет. Одновременно с этим на стекло скользнула черная пленка. Солнце превратилось в тусклый шарик уличного фонаря, а рубку залил белый свет ртутных ламп. Железная дверь распахнулась, и в рубку вошел высокий мускулистый человек в белом форменном кителе и в белоснежных узких брюках. В руках он держал пачку бумаг.
— Зачем пялитесь на солнце? — буркнул он, закрывая дверь. — У вас что, десять глаз?
— Доброе утро, Старший помощник, — выпалил Юнга, вскакивая с дивана.
— Доброе, — рассеяно согласился Старпом, и шагнул к штурвалу. — Рулевой, как вахта?
— Все в порядке. Корабль идет по заданному курсу. Никаких происшествий нет.
— Вчера вечером Штурман принес расчеты курса на сегодняшний день?
— Так точно, — отозвался Рулевой. — Он вскоре должен подойти для сверки и корректировки курса.
— Превосходно, — Старпом развернулся и направился к дивану. — Подождем его здесь.
