Снаружи, за замёрзшими окнами диспетчерской, глухо зарокотал двигатель автомобиля. Хлопнула дверь, и в комнату в клубах морозного пара вошёл человек в треухе и чёрном промасленном полушубке.
— Дежурный, путёвку на Уянду! — сказал он, обивая рукавицами снег с валенок. — Да побыстрее. Чтобы к утру обернуться.
— Вот твоя путёвка, Никитин, — сказал дежурный, поднимаясь из-за стола и протягивая вошедшему сложенный вдвое лист бумаги. — Только сегодня поедешь с пассажиром.
— С каким пассажиром? — вскинул голову Никитин. — Ещё не хватало!
— Вот твой пассажир, — показал диспетчер на Витальку, сжавшегося в углу. — Доставишь до самой Уянды в полном порядке и здравии. Парнишка на каникулы домой едет. К отцу.
— Да ты знаешь, какой у меня рейс? — закричал Никитин. — Отчаянный у меня рейс. Семь тонн горючего в цистерне! Да ещё по снежнику! Сам не знаю, как процарапаюсь к прииску. А ты мне ещё мальчишку! Спасибо!
— Но, но, потише, — сказал диспетчер устало. — Своим ты небось ёлку делаешь. А этому, значит, не надо? Ничего, довезёшь.
Никитин взял путёвку и оглядел Витальку с головы до ног.
— Ну что ж, собирайся, — сказал он. — Иди в машину.
Виталька подхватил свой чемодан и бросился вон из диспетчерской.
Бензовоз был похож на огромный танк, изготовившийся к бою. От радиатора несло жаром. Рифлённые ёлочкой покрышки колёс глубоко вдавались в дорожный накат.
Виталька взобрался в кабину и уютно устроился на пружинистом клеёнчатом сиденье. Чемодан он поставил между ног.
Через минуту появился Никитин, не глядя на Витальку, запустил двигатель и тронул машину с места.
Скоро посёлок исчез из виду. Осталась только белая лента дороги да высоко наметённые снежные сугробы по сторонам. Бензовоз шёл между ними, как по бесконечному ледяному туннелю.
— Из интерната? — неожиданно спросил Никитин.
— Из интерната, — ответил Виталька.
— В каком классе?
— В шестом.
— А зовут как?
— Виталий.
— Отметки-то хорошие отцу везёшь?
— Ничего, — ответил Виталий.
— Тогда молодец.
Больше он не проронил ни слова, только задумчиво глядел на дорогу, слегка поворачивая баранку руля.
Виталька тоже молчал. Водитель показался ему человеком суровым и чем-то рассерженным. С таким было неловко разговаривать. Если захочет — пусть начинает сам.
Скоро Виталька задремал, убаюканный монотонным гуденьем двигателя, а потом и вовсе заснул, откинув голову на пружинистую спинку сиденья. Во сне он видел приисковый клуб, отца в праздничном костюме и сияющую разноцветными огнями пушистую ёлку. Ёлка медленно поворачивалась на своём основании, огни её разгорались всё ярче и ровно гудели от напряжения.
— Папа, — сказал Виталька, — ведь лампочки могут перегореть! Надо их выключить!
— Не перегорят, — спокойно сказал отец. — В праздник они не перегорают…
Потом всё кончилось. Что-то треснуло, и он сунулся лбом вперёд. Уши заткнуло плотной тишиной.
— Вот проклятая! Чтоб её… эту дорогу. Кажется, втяпались.
Виталька медленно приходил в себя. Перед ним качался подбородок Никитина, заросший щетиной. Над подбородком шевелились тонкие сухие губы.
Никитин ругался свистящим шёпотом. Бензовоз стоял перед белой стеной. Воздух в кабине быстро остывал. Сквозь переднее стекло виднелась плотная снежная гора.
— Засели! Говорил я диспетчеру, что рейс отчаянный. Не поверил. Теперь вот… получай.
— Где мы? — спросил Виталька.
— На семьдесят втором километре. Видишь, сопки пошли. Ты спал часа два.
Он рванул дверцу кабины и спрыгнул на дорогу. За ним вылез Виталька. Воздух застрял в горле. Виталька прикрыл нос рукавицей и закашлялся.
— Холодно как…
— Градусов тридцать пять, — сказал Никитин. — Африка.
Они разминали ноги возле машины. Голова у Витальки ещё гудела от сна. Перед глазами мигали ёлочные огни. Придя в себя, Виталька огляделся. Дорога кончалась у подножия снежной горы. Вероятно, с вершины сопки сорвалась лавина и перегородила путь.
Виталька шагнул к завалу и пнул ногой пристывшую к дороге серую глыбу. Снег скрипнул, как высохшая земля.
— Что теперь делать? — вздохнул Виталька.
— Что, что… — Никитин обошёл вокруг бензовоза, ударил кулаком по баллону заднего колеса, заглянул под шасси. — Засели, парень, как следует… Они там, на прииске, кроют нас почём зря. Начальство поторопилось — радиограмму с автобазы отправили ещё вчера вечером. Они ждут нас сегодня. Ждут и надеются.
