Катится повозка, пыль из-под колес. Пестрый полог, хромая кобыла, возчик в шляпе с петушьим пером. Бродячие актеры, циркачи, менестрели — как их еще назвать? От восхода до заката, от города к городу, от сказки к сказке спешит повозка — что ждет впереди?
В сказке нет прошлого. Двадцать и двести лет назад — одно и то же давным-давно, поэтому он всегда был Пьеро. Другая жизнь осталась позади с выброшенным на свалку старым костюмом, в котором он пришел в труппу. Раскрашенная повозка стала домом, актеры — семьей. Маска быстро приросла к коже — Пьеро был влюблен в Коломбину, смешно и бессильно грозя удачливому Арлекину, ссорился и мирился с толстым Панталоне, трогательно опекал юную застенчивую Джульетту, разговаривал по ночам с театральной лошадью, утверждая что она единственная понимает его стихи. Повозка катилась дальше.
Они давали представления по дороге, получая в награду то звонкие монеты, то не менее звонкие проклятия. Иногда голодали, иногда пировали. В особо удачные дни старуха Мария творила на костре свиное рагу с фасолью, а Арлекин, расщедрившись, разливал к трапезе золотое вино — один бог ведает, где он его прятал. Как же хорошо было до отвала насытив бренное тело, откинуться на мягкую траву, смотреть неотрывно в небо и слушать тоскующую гитару — в руках Джульетты инструмент пел человеческим голосом…
Пьеро был счастлив, как счастлив любой, нашедший свою клеточку на шахматной доске жизни. Заставляя толпу на площади смеяться и плакать, он не думал о зернах, которые сеял. Неблагодарные зрители, стражи порядка, требующие свою долю сбора, восторженные поклонники, досаждающие артистам, были декорацией, пестрыми тряпками к единственно настоящему — скрипучей повозке, вечернему костру, посиделкам с шуточной перебранкой, голубым, как рассветное небо, глазам Коломбины. Казалось — так будет вечно.
На очередном представлении в очередном городе, труппа поставила обычный спектакль и случайно, совершенно случайно оказалась той щепоткой перца, что дала обострение язвы правителю. К тому же он любил юных застенчивых девочек…
После заката к их костру подошли солдаты. И не ставя условий, как водится у бандитов, просто начали стрелять. И чего стоили бутафорская шпага Арлекина и дубинка Панталоне против мушкетов. Джульетту вытащили и связали, лошадь прикончили, повозку сожгли. Оставшихся актеров добили.
Пьеро повезло, как везет только в сказках — он успел убежать, унося на плечах Коломбину. Он мчался по лесу, пока не упал без сил. Едва переведя дыхание бросился перевязывать Коломбину — она была ранена в живот. Пьеро трясло от прикосновения к запретному страдающему телу — он отдал бы все, только б взять ее боль на себя. И ничего не мог сделать. Попытался устроить ее поудобнее, подложил под голову колпак, прикрыл ее ветками — так теплее. Глубокой ночью пробрался к месту бывшей стоянки. Вернулся со скудной добычей — фляга вина, пара караваев хлеба, выброшенных и почти не затоптанных, кремень с кресалом… Ее бутафорская роза-заколка, для роли служанки в «Шутке».
Трое суток Пьеро ухаживал за больной. Пытался поить из кружки, обтирал лоб водой, менял повязку, носил на руках в кусты. Вслушивался в несвязные речи бедняжки, надеясь угадать ниточку к спасению. Коломбина читала роли, звала Арлекина, плакала и смеялась. На третью ночь ее не стало.
Пьеро похоронил труп в овраге. Забросал землей и опавшими листьями марионетку с отрезанными веревочками, бывшую когда-то Коломбиной. И остался сидеть в недоумении, не желая понимать происходящего. Его мир схлопнулся как карточный домик. Остались декорации — кровь, грязь, голод. Одиночество в холодном, пустом лесу. Нет даже веревки, чтобы повеситься — старые штаны не выдержат тяжести тела.
Через неделю голод выгнал его из чащи. Пьеро побрел по дороге прочь от города (хочется сказать ненавистного — но Пьеро не умел ненавидеть). В ближайшей деревне его взяли пасти свиней. Платили едой и местом под крышей. Насмехались зло — неумеха городской, необученный. Он играл роль дурачка и это его спасло. Единственное, что можно сделать, потеряв все — не думать. Пьеро ворошил навоз и таскал бадьи с пойлом под брань хозяина, выпивал, причмокивая, законную кружку пива по воскресеньям, спал с коровницей, пожалевшей блаженненького и не думал. Весной в деревню пришел вербовщик. Пьеро подался в солдаты.
