Надо сразу же внести ясность: дело в том, что по профессии я не охотник, а геоморфолог, отдавший многие годы жизни науке о рельефе земной поверхности. Но однажды резко пошатнувшееся здоровье вынудило меня обратиться к врачам. Диагноз был неумолим, как приговор: истощение нервной системы. Лучший, если не единственный метод лечения — смена профессии.
Так в многоликом братстве охотников стало, как говорится, одним больше.
Правда, выбор не был абсолютно случайным. Я с малых лет пристрастился к охоте. В послевоенные годы ружье мог иметь каждый, даже школьник 5-го класса. Впрочем, тогда все было иначе. Нас, юных охотников, наставляли опытные люди. По инициативе правления общества охотников в Казани организовали секцию юных охотников, членом которого я стал одним из первых. Руководил секцией научный сотрудник Краеведческого музея незабвенный Сан Саныч. Мы выезжали за город в походы, и он учил нас понимать и любить природу. Но одно дело охота как развлечение или приобщение к природе и совсем другое — профессиональная охота.
И вот позади — два сезона, то есть две зимы, проведенные в тайге. Полная смена образа жизни. Единственная привычка, которой не изменил — это ведение дневника. Минувший сезон начался…
Пароход подошел к Верхнеимбатскому ночью. Здесь нет причалов, поэтому пассажиров переправляют к берегу на шлюпке. Когда шлюпка отошла, я остался на пустынном берегу Енисея в одиночестве. Было тихо, темно и холодно. Я постоял, прислушиваясь к тишине, чтоб немного успокоить радостное возбуждение. Наконец-то оборвана последняя нить, что связывала меня с шумным, суетливым и пыльным городом, с этой скученностью людей, раздражающей и утомляющей. Теперь все это позади, ушло вместе со шлюпкой, но стоять так, на холодном ветру, было не очень приятно, и я решил поискать временного пристанища. Однако на берегу не было никаких строений. Тогда я решил перетащить свои вещи в деревню. Для этого надо было подняться на угор. У гор по-местному означает «обрывистый берег», который вешние воды реки уже не заливают. Поэтому приенисейские деревни, как правило, стоят на угорах, а если выражаться научно, то на первых надпойменных террасах. Вот туда-то я и начал перетаскивать свой груз. Времени на это ушло около полутора часов. И когда я приволок последний рюкзак к дверям сельмага, ближайшего из всех общественных строений, начало уже светать. Здесь можно было расположиться и дожидаться утра, не беспокоя никого. Перед частным домом не отдохнешь: собаки покоя не дадут. Ведь в деревне каждый держит собаку, и чаще не одну.
Дождавшись утра, я направился к знакомому охотнику Фридриху Фишбуху, немцу по национальности, чтобы договориться о временном постое. Но договариваться не пришлось: увидев меня, он и его жена Нюра сразу предложили мне перетаскивать вещи и располагаться без стеснения.
Потом я побежал в контору и первым делом направился к Волкову, главному охотоведу.
— Завтра мы забрасываем охотников в тайгу. Постарайтесь сегодня подготовиться, — сразу ошарашил он меня.
— За один день?!
— Самолет заказан, ждать не будет.
— Что же, хорошо. Тогда ближе к делу.
— Что у вас есть и что вам нужно?
— У меня есть бензопила, — начал перечислять я, — но нет бензина.
— У меня тоже нет, — вставил Волков.
— Далее, одежда есть, лыжи есть…
— А на ногах опять ботиночки? — перебил он.
— Опять ботиночки, — в том же тоне ответил я ему. Волков покачал головой.
— Много в них не поохотишься.
— Ничего, это моя забота.
— Не совсем. Замерзнешь, а мне за тебя отвечать?
— Не замерзну, у меня есть валенки, — соврал я.
— Дальше.
— Дальше мне нужны капканы.
— Сколько?
— Четыреста по меньшей мере, — завысил а, зная, что никогда не получу этого количества.
— Нет, самое большее полтораста.
— Да что вы! У меня ведь ни одного нет…
— … Ладно — перебил он мою заготовленную тираду — еще тридцать штук второго номера, и больше ни одного.
Я состроил скорбную физиономию, в душе радуясь, что выбил такое количество.
— Что еще?
— Еще винтовку и карабин с патронами.
— Тозовку[1] получите, а карабин — нет. Будете с Карповым пользоваться одной.
