Не успел метрдотель в парадной кремовой куртке покинуть уединенную угловую кабинку, как Стивен Хопкинс перегнулся через столик и поцеловал жену. Кэролайн закрыла глаза, смакуя вкус прохладного шампанского на губах мужа. Вдруг она почувствовала рывок: Стивен, шутя, поймал ее за бахрому шелкового платья от «Шанель».
— Она плохо держится, если ты еще не заметил… — сказала она, переводя дыхание. — Если не перестанешь хулиганить, то испортишь мне вечерний туалет. Как там моя помада?
— На вкус — изумительно, — ответил Стивен и, одарив жену улыбкой кинозвезды, положил руку ей на бедро.
— Тебе уже за пятьдесят, — заметила Кэролайн, игриво сбрасывая его руку. — Пятьдесят, а не пятнадцать!
Ей подумалось, что так резвиться с мужем, наверное, непристойно. Она никак не могла поверить, что их ежегодные рождественские вечера в Нью-Йорке с каждым разом становятся все волшебнее, но это было именно так. Ужин в «Арене» — самом изысканном, самом соблазнительном французском ресторане Нью-Йорка, затем поездка в карете по Центральному парку и возвращение в президентский люкс в «Пьере» — это был их рождественский подарок друг другу на протяжении уже четырех лет. И с каждым годом эти свидания становились все изысканнее и романтичнее.
Как по заказу, за окнами пошел снег: крупные серебристые хлопья повисли в воздухе в лучах света от старомодных чугунных фонарей на Мэдисон-авеню.
Внезапно Кэролайн спросила:
— Если бы любое желание могло исполниться, что бы ты загадал?
Стивен поднял бокал золотистого сухого шампанского «Лоран-Перье гран сьекл», пытаясь придумать что-нибудь смешное.
— Я бы… Я бы…
Он опустил голову, и веселость на его лице сменилась спокойной грустью.
— Я бы пожелал, чтобы оно превратилось в горячий шоколад.
У Кэролайн перехватило дыхание и закружилась голова.
Много лет назад они со Стивеном учились на первом курсе Гарварда — у них не было денег, чтобы уехать домой на Рождество, и оба скучали по дому. Однажды утром к завтраку в мрачном и просторном зале Анненберга спустились только они двое, и Стивен сел за ее стол — «чтобы стало немного теплее».
Вскоре выяснилось, что оба хотят стать политологами, и это положило начало их дружбе. Во внутреннем дворе «Холлис-холла», построенного из красного кирпича, Кэролайн упала в снег, чтобы сделать «снежного ангела». Когда Стивен помогал ей подняться, их лица почти соприкоснулись, и она поспешно отхлебнула горячего шоколада, который ей удалось стащить из обеденного зала, — чтобы избежать поцелуя с мальчиком, с которым она только познакомилась, но который уже почему-то был ей небезразличен.
Кэролайн до сих пор помнила, как Стивен стоял, улыбаясь, в ярком, сияющем свете зимнего дня. Милый мальчик во дворе Гарвардского университета, тогда он еще не знал, что они поженятся. И что у них родится прекрасная дочь. И что он станет президентом Соединенных Штатов.
Вопрос, который он задал тридцать лет назад, когда она отняла чашку от губ, теперь снова отчетливо прозвучал у нее в ушах, как звон хрусталя и серебра: «На вкус как шампанское, правда?»
«Тогда мы хотели, чтобы шоколад превратился в шампанское, — подумала Кэролайн, поднимая свой бокал с игристым вином. — Теперь — чтобы шампанское превратилось в шоколад. Прошло двадцать пять лет, и круг замкнулся». Она наслаждалась каждым мгновением. «Какая же у нас была жизнь! Удачная, и полная, и…»
— Извините, господин президент, — прошептал чей-то голос. — Прошу прощения.
Болезненно бледный светловолосый мужчина в сером, с металлическим отливом, двубортном пиджаке остановился в трех метрах от их кабинки. В руках он держал меню и ручку. За его спиной незамедлительно возник метрдотель Анри — вместе со Стивом Бепларом, агентом личной охраны Хопкинсов, он попытался незаметно выпроводить незваного посетителя.
— О, извините, — бормотал мужчина. — Я просто хотел, чтобы президент подписал мне меню.
— Все в порядке, Стив, — сказал Стивен Хопкинс, подавая агенту знак, и смущенно пожал плечами, извиняясь перед женой.
«Ах, известность, — подумала Кэролайн, ставя бокал на безупречно чистую льняную скатерть. — Какая же ты зараза!»
