Михаил Грешнов
О чем говорят тюльпаны
В Саянах я поднимался в горы один. Лучше, когда это делаешь не спеша, никого не догоняешь, не ожидаешь. Мир кажется шире, и мыслям просторнее. Я знал тропинку, по которой за час можно было подняться к гольцам. Сначала меня провели по ней местные ребятишки, потом я ходил один и даже спускался с гор ночью, запомнив между кустами и скалами прихотливую вязь дорожки. Это хорошо - оставаться на вершинах до звезд. И слушать тишину. И видеть, как загораются в вышине первые блестки. Звезды вспыхивают внезапно - ярко и торжествующе. Наверное, потому, что в эти минуты бывают к нам ближе.
И еще хороши в Саянах цветы. Но это уже сентиментальность. Во всяком случае, я стараюсь никому ее не показывать. В горы я поднимаюсь один. У самых гольцов - луга: царство трав и цветов. Иногда я срываю цветы. Не бездумно и не подряд. Ветка рододендрона - саган-далиня, поместному, пара жарков меня удовлетворяют вполне. Иногда я срываю альпийский мак красный и желтый. Но это недолговечный цветок - он вянет и умирает на глазах. Мне его жалко.
Прогулки в горы хороши еще тем, что дают простор воображению. Мечталось о крыльях. Не о тех, на которые ставят винты и турбины. Это буднично и привычно: при одном воспоминании о шуме и дрожи моторов холодеет спина. И не о птичьих крыльях, совершенных, но слабых, которые не в состоянии унести далеко. Мечталось о крыльях разума, чтобы облететь планету и смахнуть с нее атомное и прочее зло. И чтобы крылья унесли к другим мирам, красивым и добрым, - есть же такие миры! Мечталось о друзьях, которые есть и еще будут в жизни, о красоте, о любви - мало ли о чем: страна мечтаний необозрима.
И наверное, из этой страны явился Бельский, Борис Андреевич.
Так мне думается теперь, когда я вспоминаю о встрече. Тогда мне казалось, что он явился некстати. Очень некстати. Я прощался с Саянами. Срок путевки закончился, в кармане у меня был билет на обратный рейс. Лечение на горном курорте мало помогло мне. Больше, наверное, помогли горный воздух и тишина. Предстояло возвращение в город, в лабораторию с колбами, реактивами, к неоконченной диссертации "О химических способах борьбы с сорняками". Все это ждало меня не дальше как завтра. А пока хотелось побыть одному на любимой поляне. Вполне естественное желание. Но оно было нарушено вторжением Бельского.
Сначала я услышал сопение, бормотанье, скрип камней под подошвами башмаков. Потом вполне явственно донесся вопрос: "О чем говорят тюльпаны?.." Опять невнятное бормотание, и, наконец, из-за скалы показался очень высокий, очень сутулый и очень тощий старик в широкополой шляпе, в очках, в ковбойской рубахе в клетку и с фотоаппаратом на ремне через плечо. "Турист, - подумал я. - Странно, за весь сезон я не встречал здесь туристов... А сейчас встретил". Старик шел по тропинке ко мне, и, конечно, сейчас состоится разговор, - пустейший разговор, который обычно заводят туристы, - о местности, о погоде, о натертых мозолях, о тушенке, которую трудно достать и которая так необходима на ужин. Мой последний вечер будет испорчен. Я даже вздохнул - так мне не хотелось, чтобы вечер оказался испорченным.
- Тут уже кто-то есть, - сказал старик, заметив меня. - Право же, человек, - продолжал он. - Курортник. Интеллигент...
Знакомство не обещало ничего доброго. Но у меня мелькнула мысль: вдруг старик пройдет мимо? Ах, как я хотел этого! Но, увы, надежда не оправдалась. Старик замедлил шаги. Несомненно, он хотел остаться со мною.
Больше - он опустился рядом на камень.
- Рододендрон, маки, - сказал он, взглянув на цветы у меня в руках. Денеб и Алголь... Удачное сочетание. Вы их слышите?..
- Кого слышу? - спросил я.
- Цветы, - ответил старик.
- Как можно слышать цветы? - спросил я.
Старик не ответил. Он сидел сгорбившись, опустив руки между коленей. Пальцы его были сцеплены так, что костяшки побелели от напряжения. Взгляд старика упирался в землю, в нем тоже чувствовалась напряженность, как будто бы человек был занят очень серьезной мыслью или решал задачу.
- О чем говорят тюльпаны? - спросил он, не разжимая пальцев и все так же сосредоточенно глядя в землю.
