Прощай, Анна!
Прощай!
Вот она лежит, съежившись. Платье помято и испачкано.
А ведь ей бы это совсем не понравилось. Анна всегда была такая аккуратная — ей бы не понравилась кровь — темная, спекшаяся кровь.
Ты всегда была само совершенство, Анна. Такая яркая, сияющая — как звездочка, как солнце, всходящее каждый день.
«Мой бриллиант», — называла тебя мама.
А я? Кем же была я? Ты — маленькая мисс Совершенство, а я?
Ну, теперь ты точно совершенна. Ты совершенно мертвая — ха-ха-ха.
Я не должна смеяться, но это оказалось так легко.
Даже и не думала никогда, что это будет так легко. А я ведь так часто об этом мечтала. Мечтала и желала этого — и даже чувствовала себя виноватой.
Но никогда не думала, что это будет так легко.
Один удар, и ты падаешь.
Посмотри на себя — мешок с костями. Ты повержена — абсолютно повержена.
Слышу, как открывается парадная дверь. Они возвращаются. Я начинаю плакать.
В конце концов, это ведь ужасная трагедия.
Теперь я должна оплакивать тебя. И надо скорее бежать вниз, чтобы сказать им:
Анна умерла, мама! Скорее иди сюда! Это ужасно, но Анна мертва!
Кори Брукс впервые увидел новенькую в столовой, стоя на голове.
На самом деле он стоял на голове и одной руке, в другой руке удерживая поднос с едой. Стильные черные ботинки находились как раз там, где должна была быть его голова.
За несколько секунд до этого лучший друг Кори по гимнастической школе Тенистой Долины Дэвид Мэткалф, смельчак и сорвиголова, сказал, что он ни за что не выполнит этот трюк.
— Да слушай, это ерунда, — покачал головой Кори, который никогда не упускал возможности поставить приятеля на место. Поколебавшись всего мгновение, он провел рукой по вьющимся черным волосам и осмотрел большую, набитую людьми комнату, чтобы убедиться, что учителя его не увидят. Потом перекувырнулся в воздухе, приземлился и удержался на голове и одной руке, да так, что поднос даже не дрогнул.
Теперь Дэвид аплодировал и восторженно свистел, сидя за ближайшим столиком вместе с другими одобрительно смеющимися зрителями.
— А теперь вообще без рук! — воскликнул он.
— Правда, правда, давай! — подхватил Арни Тобин, тоже член команды.
— И без головы! — добавил еще один шутник, заливаясь хохотом.
Кори меж тем начал испытывать определенные неудобства. Он чувствовал легкое головокружение, так как кровь прилила к голове, которая к тому же начала болеть от давления — ведь пол был мощен плиткой.
— Пари держу, ты свой обед так и съешь! — воскликнул Дэвид который всегда подбивал Кори на новые подвиги.
— А что на десерт? Торт «С ног на голову»? — спросила ученица, стоявшая у окна. Несколько ребят возмущенно зашумели — шутка показалась им неудачной.
— Кори! Отлично! Молодец! — раздавалось со всех концов зала.
Внезапно шум перекрыл обеспокоенный голос, похожий на учительский:
— Что происходит?
Шутки, громкие возгласы и смех — все смолкло. И в этот момент в поле зрения Кори появилась новенькая. Очень бледная, светловолосая, красивая, она словно светилась изнутри. Сначала Кори подумал, что ему явилось видение!
Девочка шла к выходу из столовой. Кори еле успел окинуть ее взглядом. Внезапно она остановилась и посмотрела на него своими небесно-голубыми глазами. Их взгляды встретились. Заметила ли, что он тоже смотрит на нее? Улыбается или хмурится? В его позе было трудно это понять. Вдруг незнакомка покачала головой, словно специально разрывая протянувшуюся между ними нить взглядов, и исчезла из виду.
Эти глаза.
«Кто она? — думал Кори. — Такая необыкновенная!»
Отвлекшись на прекрасное создание, он совершенно забыл о том, что равновесие — вещь очень хрупкая. Сначала упал поднос, а потом и сам Кори свалился лицом прямо в еду. Ноги широко развело, и мальчик больно ударился об пол грудью.
Комната взорвалась смехом и саркастическими аплодисментами.
— Еще раз! Еще! — гремел голос Арни Тобина, который мог перекричать кого угодно.
Дэвид поспешил к другу и помог подняться.
— Еще какие будут предложения? — простонал Кори, вытаскивая из волос спагетти в томатном соусе.
— В следующий раз возьми просто сэндвич, — рассмеялся Дэвид. У него были рыжие, морковного цвета волосы и веснушки по всему лицу. Смех его был очень высоким, отрывистым; когда Дэвид издавал такие звуки, собаки делали стойку, думая, что это лиса.
