27 августа 2013 года
Бабочка была красивой. Самой красивой из всех, что она видела этим летом: большая, нежно-голубая с тонкой чёрной окантовкой крыльев. Игла, насквозь проколовшая хрупкое тельце насекомого, пришпилив его к плотной кремовой карточке, тоже была голубой и венчалась крупной красивой бусиной.
Ульяна задохнулась от восторга, любуясь неожиданным подарком. Переполняющие эмоции требовали немедленного выхода. Жаль, Артём сегодня гостит у бабушки, а папа ещё не вернулся с работы.
Девочка осторожно прижала к груди голубое великолепие и побежала на лоджию. Она знала, когда мама работает её лучше не отвлекать, но ничего не могла с собой поделать — так хотелось поделиться радостью. Возможно, мама тоже обрадуется и даже захочет нарисовать бабочку, она ведь такая красивая!
Вера Ремезова нанесла ещё несколько мазков, отступила в сторону, чтобы оценить результат и тоскливо скривилась. Пейзаж на холсте был копией раскинувшегося возле дома скверика — точной, даже красивой, но совершенно безжизненной, пустой. Не возникало ощущения, что листва колышется от порывов тёплого августовского ветра, что дети на площадке внизу шумят и беззаботно веселятся, скатываясь с горки и взмывая на качелях ввысь.
А ведь когда-то она умела оживлять бумагу с помощью кисти и красок: не бездумно копировать предметы, а именно писать, творить. Это было давно, кажется, целую вечность назад. Сейчас всё получалось мёртвым и тусклым. Словно то, что угасло в ней однажды, лишило жизнь яркости красок, трепетной новизны и восхитительной непредсказуемости.
Ощутимый толчок изнутри вернул в реальность и заставил устыдиться собственных мыслей. Да вот же она — настоящая жизнь! Зреет в ней, растёт и уже вовсю пинается. Она счастливее многих, кому не дано познать счастье материнства, так зачем грезить о чём-то минувшем, несбыточном? Но взгляд против воли цеплялся за неудавшийся рисунок и наполнялся прежней горечью.
— Мама! Мама, посмотри скорее! — вспугнув звонким криком сидящих на соседнем балконе воробьёв, в двери вбежала взволнованная Ульяна.
Её длинные светлые волосы разметались, щёки раскраснелись, серые глазёнки восторженно сияли. Она протягивала Вере открытку с голубой бабочкой, приколотой к бумаге иглой.
— Что это? Откуда? — Вера не торопилась брать в руки необычную экспозицию.
— Не знаю. Но это теперь моё, вот здесь так написано, — в другой руке девочка сжимала коричневый конверт из плотной бумаги. Чёрным маркером на нём было выведено «Для Ульяны».
Женщина почувствовала смутную тревогу. Было в этой бабочке что-то неправильное. Неуловимо знакомое.
— Кто это принёс? Курьер?
— Не знаю. Я нашла конверт на двери. Он был приклеен скотчем. Кто-то сделал мне подарок к первому сентября, да? — восторг Ули ни на йоту не угас.
Вера его не разделяла. Что за глупые шутки? Кому понадобилось приклеивать к двери конверт с мёртвой бабочкой для её дочери?
— Может, дядя Лёня прислал, у него есть такие!
— Разумеется, нет! — Вера категорично отмела столь нелепое предположение. — Он никогда бы так не поступил! К томуже у него коллекция тропических бабочек, а это обычная Голубянка. Их везде полно.
Но Ульяне было не важно, что насекомое — не уникальная редкость. Главное, оно только для неё одной! Ведь так написал тот, кто принёс конверт.
— Я могу оставить её себе, правда, мама?
— Не думаю. — Вера мрачно разглядывала анонимный подарок. Мёртвая бабочка, несмотря на красоту, выглядела зловеще. Тревога не отпускала. Ребёнок толкнулся сильнее, и к горлу удушливой волной подкатила тошнота. — Лучше выброси!
— Не надо, пожалуйста! — отчаянно взмолилась девочка. — Она мне очень нравится!
Тошнота усилилась, и Вера, не справившись с приступом обострившегося токсикоза, метнулась в уборную. Ульяна постояла пару секунд на лоджии, о чём-то сосредоточенно раздумывая. Над аккуратным курносым носиком залегла глубокая продольная линия.
— Не бойся, — наконец, тихо и немного торжественно шепнула она бабочке, — я тебя спрячу, а маме скажу, что выбросила. Я тебя никому не отдам, обещаю!
Когда на следующий день Ульяна не вернулась домой с прогулки, о странной бабочке никто не вспомнил.
