Год назад Марине пришлось чистить зубной щеткой кости… Какие? Человеческие, конечно! О том, что ее заставят делать в этом году, страшно было даже подумать.
Лето кончается, откладывать больше нельзя. Санкции самые жестокие. Два года жизни могут полететь насмарку. Без высшего образования нет ни хорошей работы, ни денег — и нет независимости. Нужно потерпеть пару лет. Конечно, если сил хватит. Вот только хватит ли? Последнее время Марине нередко казалось, что ещё чуть-чуть — и её собственные косточки окажутся под чьей-нибудь зубной щёткой.
Марина вышла из автобуса. Открыла синий зонт. Противный, уже практически осенний дождик и разлившиеся лужи совершенно не оставляли шансов добраться до места, не испачкав туфли, а быть может, и колготки. Колготок Марине было особенно жалко.
— Девушка, можно к вам под зонтик? — игриво спросил прохожий мужчина.
Год назад тоже лил дождь, и мужланы на улицах пытались познакомиться. Марина отвечала им, что чистит человеческие кости зубной щеткой, и мужланы отставали.
Да, год назад Марине сказали, что ее ждет бумажная работа. Но ее обманули!
Дверь тогда открыла женщина.
— Гляди-ка, какая нарядная! — резко констатировала она. — И костей ты, наверно, боишься. С человеческим материалом, разумеется, не работала.
Кажется, в этих словах прозвучало презрение вроде того, какое в тысяча девятьсот восемнадцатом году красноармеец мог бы испытывать к белому: «Эх ты, буржуйский сынок! Ты и коровников-то не чистил ни разу в жизни, небось!»
— Ну, входи! — сказала женщина.
Марина чуть не упала в обморок. Душная комнатка, где она оказалась, была сплошь застроена стеллажами, а те, в свою очередь, ломились от картонных коробок, безобидный вид которых, наводил, однако, на самые мрачные подозрения. На полу стояла коробка с костями. На ней красовался череп, повернутый наиболее отвратительным, наиболее жутким своим местом: нижней дыркой, той самой, где крепится шея. Потом Марина немного привыкла к виду человеческих костей, но это шейное отверстие до самого конца рождало в ней жуткие ощущения.
Воздух в комнатке был спертый: какой-то умник врезал толстые решетки между рамами, поэтому форточка не открывалась. Стоял сладковатый запах. «Меня сейчас стошнит!» — подумала девушка.
В комнату вошла Светка. Марина подумала с надеждой: может быть, вдвоем будет не так страшно? Женщина сняла с одной из полок коробку с древней этикеткой «Клюквенные пряники „Заря“». В том, что эта этикетка сохранилась, было что-то угрожающе-циничное.
— Мышечные ткани давно разложились, — приободрила начальница Марину и Светлану.
Она извлекла из коробки малую берцовую и продолжила давать инструкции. Зубной щеткой надо было аккуратно смахивать с кости то, что, по словам начальницы, являлось «просто грунтом», выкладывать разобранный скелет на стол, затем вытряхивать из коробки оставшийся песок с частицами праха и вновь возвращать неприкаянные останки в коробку из-под клюквенных пряников.
— И главное, — продолжила женщина, — носовые перегородки. Они очень хрупкие. Пожалуйста, осторожнее с ними. Кисточка здесь.
Интересно, в этом году будет так же жутко? Светке хорошо, она свою повинность уже выполнила. Пару дней назад по телефону она сообщила Марине:
— Все совершенно ужасно! Хуже, чем в прошлом году с костями!
Конечно, у Светкиного страха глаза безразмерные. Год назад после ухода начальницы у нее началась истерика. Минут пятнадцать, сидя над коробкой с чьими-то останками, она, вся красная, тупо ржала, обшаривая безумными глазами комнату и время от времени икая. Помощи ждать было неоткуда. Так что пришлось взять из ящика какую-то костяшку и начать елозить по ней щеткой. Когда Светка успокоилась, Марина успела вычистить полчеловека.
Руки, ноги — ерунда. А вот череп — работа не из легких. Весил он обычно килограмма два, а то и все три. При этом держать чью-то бывшую голову приходилось одной рукой: во второй, разумеется, была щетка. Первым делом следовало вытряхнуть (обычно сквозь глаза и шейное отверстие) остатки мозга, обратившиеся в труху. Потом обработать поверхность. В носу постоянно застревал мусор, поэтому Марина тратила едва ли не по полчаса на эту деталь, которую начальство полагало настолько важной. Непросто было с челюстью. Марина скоро обнаружила, что кое у кого зубы готовы были сниматься в рекламе пасты. У других скелетов рот был полностью гнилым. А третьи зубов вовсе не имели. Этих третьих после прохождения через руки Марины становилось все больше и больше. Стоило только разок провести щеткой по челюсти, как белые жильцы ее осыпались в ящик для мусора, украшенный этикеткой «Доширак». Приходилось доставать их и отряхивать. Светка так ни разу и не прикоснулась ни к одному из черепов: их очищала Марина. А Светлана сидела, отвернувшись, закрыв лицо руками и дожидаясь, когда череп уберут от нее подальше.
