Супруги Эндерби сидели в Музыкальной комнате — так они ее называли, хотя на самом деле это была лишь пустующая спальня. Со временем она должна была стать детской для Джеймса или Джилл Эндерби, но спустя десять лет бесплодных попыток вероятность появления малютки уже казалась ничтожной. С бездетностью они смирились. У них, по крайней мере, была работа — чем не чудо, когда народ за окном стоит в очередях за бесплатной едой. Случались непростые дни, это правда, но когда была работа, они могли позволить себе не думать ни о чем другом, и их это устраивало.
Мистер Эндерби читал Нью-Йорк Джорнэл-Америкен, новую ежедневную газету — еще и полугода не прошло, как ее начали издавать[1]. Что-то среднее между желтой газетенкой и обычной. Чаще всего он начинал с комиксов, но когда работа была в самом разгаре, то сперва смотрел городские новости, бегло просматривая статьи и уделяя особое внимание полицейским сводкам.
Миссис Эндерби сидела за пианино — свадебным подарком ее родителей. Время от времени она поглаживала какую-нибудь клавишу, но не более того. Сегодня единственной музыкой в комнате была доносящаяся из открытого окна симфония ночного движения на Третьей Авеню. Третья Авеню, третий этаж. Отличная квартира в доме из крепкого песчаника. Они редко слышали соседей сверху и снизу, а те редко слышали их. Что было только к лучшему.
Из шкафа за их спинами донесся звук удара. Потом еще один. Миссис Эндерби подняла руки, будто собралась что-то сыграть, но шум прекратился, и она опустила ладони на колени.
— О нашем друге Джордже Тиммонсе все еще ни слова, — сказал мистер Эндерби, листая газету.
— Может, тебе стоит проверить Олбани Геральд, — ответила миссис Эндерби. — Она вроде есть у газетчика на углу Лексингтон и Шестидесятой.
— Нет необходимости, — ответил он, переходя, наконец, к веселым картинкам. — Джорнэл-Америкен мне вполне достаточно. Если мистера Тиммонса сочтут пропавшим в Олбани, пусть те, кому он нужен, там его и ищут.
— Хорошо, дорогой, — произнесла миссис Эндерби. — Я тебе доверяю.
И не было причины, по которой ей не стоило этого делать. До сегодняшнего дня работа шла без запинки. Мистер Тиммонс стал шестым гостем их особым образом переоборудованного шкафа.
Мистер Эндерби хихикнул.
— Снова эти детки Катценджаммер[2]! Застукали Капитана за браконьерством. Стрелял сетью из пушки, представь себе. Довольно забавно. Хочешь, прочитаю?
Прежде чем миссис Эндерби успела ответить, в шкафу снова раздался удар — и следом приглушенные звуки, которые вполне могли быть криками. Сложно было сказать наверняка — если только не приложить ухо к деревянной двери, чего она делать не собиралась. Скамья пианино располагалась ровно на том расстоянии от мистера Тиммонса, какое ее устраивало — пока не придет время от него избавиться.
— Я хочу, чтобы он перестал.
— Он перестанет, дорогая. Уже скоро.
Словно в опровержение этого раздался еще один удар.
— Ты говорил то же самое вчера.
— Похоже, я несколько поторопился, — ответил мистер Эндерби и добавил: — Ничего себе! Дик Трейси снова гоняется за этим Черносливом[3]!
— От Чернослива у меня мурашки, — сказала она, не поворачиваясь. — Вот бы детектив Трейси разобрался с ним окончательно!
