Андрей ПЕЧЕНЕЖСКИЙ
МАЛЬЧИШКА В ДОМЕ
7. Просите, и дано будет вам; ищите, и
найдете; стучите, и отворят вам;
25. И пошел дождь, и разлились реки, и
подули ветры, и устремились на дом тот; и он
не упал, потому что основан был на камне.
От Матфея. Святое благовествование. Гл.7.
Теперь я должен уйти, и за дверью меня ждет уныние.
Отец ничего не говорил об этом, и никто, никто не говорил, и я не знаю, отчего это стало для меня так важно - покинуть Дом, но сколько бы я ни думал об этом, сколько бы ни отстранял решительную минуту, а все равно мне нужно будет уйти.
Быть может, я уйду сегодня вечером или сейчас; или пробуду в Доме еще ночь, уверенный в том, что и этот срок ничего не изменит, и потом открою дверь и уйду без оглядки; и Дом исчезнет, растворится в потоках Серого ливня.
И что будет после ухода, я тоже не знаю; и вероятно, что мне уже никогда не выпадет приблудиться к дому снова, даже если я очень этого захочу.
Но я должен уйти, и я уйду, пусть это глупо и страшно.
Вот только вспомню еще раз, еще разочек - и еще раз погуляю по его комнатам, послушаю скрип его половиц; лишь один единственный раз...
Тот замечательный день; в тот день мы поднялись на холм, и там я увидел деревья.
Похоже, это был настоящий лес.
Сперва неясные, угрожающе разлапистые силуэты вдруг начали проступать из поредевшей дождливой мороси; мы приблизились, и это действительно были деревья.
- Добро, - сказал отец. - Здесь мы отдохнем.
- Только ты не оставляй меня, - попросил я.
- Ладно, сынок...
В это время небо опять прорвало: Серый ливень столбами зашатался по лесу, в отдалении ударил гром.
Мы присели к стволу безлистого дерева; водяные столбы, наступая, гнули и трясли деревья, и ветви, каким бы густым ни казалось их сплетенье, были плохой защитой от Серого ливня.
Когда мы подсели к дереву, там уже был один человек; он скрючился, колени поджал до самого лица, покрытого капюшоном, и был совершенно неподвижен; он не мешал нам, и мы не мешали ему.
- Славный лесочек, - сказал отец, чуть приподняв край своего капюшона.
- Почему мы не можем здесь остаться? - спросил я.
- Ты хочешь здесь остаться?
Отец глядел на меня, и я видел, как по его черной густой бороде струилась вода; я ничего не ответил, потому что очень трудно выразить словами, чего ты хотел бы по-настоящему, когда усталость вытянула из тебя все силы.
Так мы оба примолкли, сидели и слушали хлесткую поступь Серого ливня.
- Только ты не уходи никуда, - сказал я, сдерживая слезы.
- Ты же все понимаешь...
Теперь он смотрел куда-то вглубь леса, а там все те же размытые Серым ливнем пятна деревьев словно играли в прятки - то проявлялись на миг, то вновь пропадали, и не было в этой игре ничего необычного; не знаю, почему он так долго смотрел на лес, хотя это и был настоящий лес, где можно передохнуть в пути и где всегда чувствуешь себя лучше, чем где бы то ни было.
- Я скоро вернусь, а ты постарайся уснуть, - сказал отец, поправляя свой капюшон. - Я буду считать деревья от этого места. В хорошем лесу бывают хорошие лагеря. Я буду считать от этого дерева, а ты не бойся и постарайся уснуть...
Он встал, а я тотчас закрыл глаза и колени поджал повыше - наподобие того человека, который облюбовал это дерево первым; похожанин не шевелился по-прежнему, но я услышал его приглушенное бормотание, как только отец зашагал прочь по опушке; должно быть, он спал и жаловался на что-то во сне...
Тогда мы были, как все похожане: отец носил огромный серебристый плащ, укрывавший его почти до самой земли; у меня был плащ поменьше и тоже серебристый; мы кутались в наши серебристые плащи днем и ночью.
В пути похожане редко собирались вместе, еще реже видели они лица друг друга; капюшоны плащей вечно бывали надвинуты, и люди передвигались, сосредоточенно поглядывая под ноги, на твердь земную - на то, что принято было так называть.
Земная твердь; она раскисала и уносилась потоками воды в болотистые низины; она то липко захватывала, то лежала ускользающей слизью, и она не умела подолгу хранить наши следы; мне часто казалось, что нескончаемый поход, в который мы вовлечены по прихоти таинственного замысла, является как бы частью этих беспрестанных перемещений - того, что называется твердью, воздухом и водой; Серый ливень трудился давным-давно и все не иссякал; он тщательно разжижал, сминал и размазывал, больше ни о чем не заботясь; и другой земли я не знаю.
