© Георгий Бурцев, 2016
© Интернациональный Союз писателей, 2016
* * *
Георгий Бурцев
Бурцев Георгий Иванович. Родился в городе Холмск Сахалинской области в 1950 году. Отец русский. Мать белоруска. Её фамилию я обычно использую в журналистике, в случаях, если в газете помещено более одного моих материалов. Срочную службу закончил сержантом. Окончил строительный техникум, курсы военных журналистов, институт психологии, институт управления. Работал на стройке прорабом. На радио – репортёром и диктором. На телевидении – ведущим программы. В газете – журналистом и редактором. В школе – учителем.
Мною написано и опубликовано множество статей. Есть несколько статей и обо мне как о психологе и учителе. Написал много песен к различным театральным постановкам. Опубликовано много стихов как в России, так и за её пределами, в том числе и в Белоруссии. Снялся в нескольких телефильмах и телевизионных программах.
Не каждое произведение на историческую тему нуждается в предисловии. Но в данном конкретном случае я остро чувствую необходимость сделать это, потому что любая историческая фигура нуждается в беспристрастном и объективном освещении его бытия и деяний. И наш главный герой – не исключение. Особенно с учётом нынешних психологизмов, подвергающих революционное прошлое страны порой совершенно неоправданным нападкам. Во имя непредвзятости и объективности я даже вкратце приоткрою своё происхождение. Мои родители родились задолго до октябрьских событий 1917 года. Мама из рода Богдановичей. Её прадед стрелялся на дуэли со своим начальником – генералом. Дуэль для генерала оказалась последней. Все мамины старшие братья, родные, двоюродные и троюродные, были царскими офицерами. Один из них служил в штабе генерала Дутова. У отца история та же. Его старший брат, юнкер-портупей, ушёл на Запад с Деникиным. Тем не менее, я рос без всякой фанаберии. Более того, я даже согласен с определением революции по В. Гюго.
Как будущему писателю, мне, молодому человеку 70-х, несказанно повезло. Моим руководителем был ровесник моих родителей, в ранней юности служивший синеблузником в культпросветотделе Повстанческой армии. И был он сыном самого известного в ней человека после самого Главнокомандующего. Однако, не менее интересным было то, что под одной с нами крышей работал комендантом более старший по возрасту старик, служивший в годы гражданской войны у Фрунзе, при штабе Южного фронта. Правда, сами они не догадывались о прошлом друг друга, так как первый ещё в конце 30-х по известной причине принял фамилию матери, а фамилия второго была просто неизвестна первому по причине его малолетства в тот период.
«Белых бил до покраснения». Часть первая
Зиньковский писал письмо за столом, освещённым керосиновой лампой. Снаружи донёсся звук остановившегося автомобиля. Лев Николаевич прикрутил керосинку, встал, подошёл к окну и, чуть сдвинув штору, глянул на улицу. В сумерках лунной ночи от машины отделились две фигуры и направились к подъезду. Зиньковский метнулся к столу. Чиркнул спичкой. Поджёг скомканные листы и опустил их в пепельницу. От пламени писем попытался поджечь фотографию. Но она не загоралась. Тогда он поспешно отделил фото от толстой картонки и поджёг его. В пламени исчезли лица Махно, его жены и дочери.
В дверь постучали. Вытащив из кармана домашней куртки маленький наган, Лев Николаевич подошёл к двери.
– Кто там?
– Свои.
– Чего надо? – Лев Николаевич крутанул барабан пистолета.
– Гражданин Задов, – сдавленно произнёс кто-то за дверью и смолк.
– Товарищ Зиньковский, – бодро прервал того другой, – вас вызывают в управление.
Чуть помедлив, Лев Николаевич сунул пистолет в карман и отворил дверь.
– Сейчас оденусь.
Автомобиль промчался по тёмному городу и затормозил у парадного крыльца большого здания областного управления НКВД.
В сопровождении двух сотрудников, по длинной широкой и неосвещённой лестнице Зиньковский поднялся на второй этаж, свернул в тёмный коридор.
– Здесь, – услыхал он за спиной.
– Да, сюда, – сказал второй сопровождающий, и перед Зиньковским распахнулась высокая дверь кабинета.
