«Идти вперед туда, где не ждут; атаковать там, где не подготовились.»
Сунь-Цзы, «Искусство Войны».
Легенда Последнего Артефакта.
Убегая от начинающего дождя, прикинул расстояние до дома — ещё далеко. Зря сказал отцу, что сам доберусь с занятий. Не то что бы я был заносчив, не слушая отца, который из шкуры вон лез, дабы обеспечить меня всем чего я хотел. Просто хотелось побыть одному, не выслушивая постоянных предостережений.
«Джон, ты должен быть аккуратней, — твердил мой старик — смотри вокруг, особенно под ноги.»
Чёрт. Мне уже семнадцать — не пять и даже не пятнадцать! Я уже взрослый, хватит надо мной сюсюкать, ты ж не… Мама. Чёрт!
Слёзы сами хлынули в такт начинающегося дождя. Как там в сопливых цитатках? «Люблю плакать под дождём — там не видно слёз». Терпеть не могу показывать чувства, но маму я очень любил. Да и пусто на улице. В общем, дал волю чувствам и теперь не пойму: то-ли это от дождя, толи это из-за меня начали так быстро набираться лужи.
Дело в том, что лет пять назад мы ехали с отпуска. Я уговорил родителей, что поеду спереди. Дорога была хорошей — ни одной ямки или колдобины. Отец хорошо водил и знал где сократить или объехать затор. Матушка травила анекдоты, над которыми мы дружно смеялись до боли в животах.
А потом наступил полный кошмар наяву. Резко возник туман, который просто стоял единой стеной. Будто гастарбайтеры строили облако и оно, по всем законам жанра, свалилось во время проверки. Фары не могли пробиться сквозь погодный монолит, выцепляя лишь метр дороги. Отец скинул скорость до минимума — от греха подальше. Но чему быть — того не миновать. Огромные фары вырвались из тумана, словно глаза сказочного монстра. Многотонный грузовик врезался в нас, сминая легковушку, словно бумажную. Это было последнее что я помню.
Дальше боль и темнота. И снова боль. И снова темнота. Много боли. И Тьма. Не знаю сколько длился этот круговорот, но я был слаб сопротивляться этому. И каждый раз попадал в ту машину, что раз за разом разбивалась в груду хлама. Я чувствовал, как из меня вытекает жизнь — капля за каплей, она сочилась из каждой моей клеточки.
А потом будто холодильник открыли и появился свет. Почему холодильник? Всё просто — я дико хотел жрать. Даже не так — ЖРАТЬ. Открыв слабые от усталости, изнеможения и, видимо, большой потери крови глаза я понял, что нахожусь на больничной койке.
— Где я? — слабость давала знать. Лишь слабый звук оставался от громкого и начинающего ломаться голоса.
— Джон? Ты меня слышишь? Ты понимаешь меня? — кто-то пытался говорить со мной. Мужской голос. Не отец. Наверно врач. — Сестра, звоните мистеру Роквелу — Джон очнулся.
— Папа… Мама… Где? — с каждым словом силы покидали меня, глаза наливались свинцовой тяжестью.
— Всё хорошо. — заверял меня спокойный голос врача. — Твой отец скоро приедет. А теперь спи. Тебе это нужно.
И я отключился. Глубоко и надолго, но эта темнота была приятной и нежной — словно мама. И я видел силуэт человека. Яркий, словно солнце. Он протягивал мне руку и я не боясь коснулся его пальцев. Тепло побежало по руке, слегка покалывая каждую мышцу на своём пути, а затем всё тело будто бы окунули в горячую ванну, где каждую часть моего тела омывало нежностью и заботой.
— Спасибо вам. — Сказал я тёплому образу,
— Мы ещё встретимся, но ты не вспомнишь меня — Улыбнулось(?) существо.
Я хотел спросить, когда это будет, но он растаял в клубах пара. Призрак? Дух? Бог? Я не знал. А так хотелось ещё ощутить этого тепла… Что значило «Не вспомнишь»?
И я забыл. Ну не то чтобы совсем. Я помнил как он появился, прилив сил, которым он поделился, даже разговор, а вот лицо — никак не хотелось вспоминаться.
Через час меня уже покормили и отец вёз на машине друга семьи, Шина, домой. Его красные глаза до сих пор слезились — он не спал и сильно горевал последние два дня к ряду. Видно было, что держался из последних сил, чтобы не разрыдаться вновь. Но я же живой! Что с ним? Может… мама? НЕТ! Этого не может быть. Не должно. Нет, нет, нет… И всё же.
