1
Замнач колонии, кругленький, с лисьими глазками розовощекий майор, пожал освобождающимся руки, вручил документы и произнес положенные слова напутствия. В этот день на волю уходили два человека. Один без промедления переступил порог КПП и двинулся в другой мир, с такой любовью называемый свободой. Второй задержался.
– Что будешь делать, сынок?
Вопрос был задан второму в спину. Тот неторопливо обернулся, хотя торопиться ему и нужно было.
Майор, прищурившись, поджав губы, смотрел на него открыто.
Этому второму, покидавшему колонию, едва перевалило за тридцатник, однако морщины и ранняя седина делали его старше лет на пять-семь.
Замнач терпеливо ждал ответа, хотя смутно чувствовал, что такового не получит. А если и получит, то это будет нечто неопределенное, ровным счетом ничего не значащее. Но майор не хотел вот так просто распрощаться с ним. В конце концов в том, что этот человек уходил сейчас, не досидев положенных ему два года, была и заслуга замнача колонии.
– Поедешь к матери? – задал майор новый вопрос, так и не дождавшись ответа на первый.
Но и сейчас круглолицему человеку в форме не суждено было получить ответ.
Освобождающийся смотрел поверх головы майора, в одну точку; казалось, в вонючем прокуренном КПП он обнаружил нечто невидимое, более значимое, чем стоявший напротив собеседник.
– Что молчишь? – не выдержал майор, и лисьи глаза замнача еще больше сузились.
Взгляд человека, к которому майор обращался, не изменил направления, на лице не отразилось никаких эмоций. Однако на этот раз губы разжались:
– У меня осталось мало времени.
Он не кривил душой. Врачи обещали ему самое большое – два месяца. Но он был уверен, что этот максимум ему не протянуть.
– Я знаю, сынок, – голос майора стал помягче. – И не хочу, чтобы ты натворил из-за этого глупостей.
– У меня мало времени, – как некое заклинание повторил он, продолжая сверлить глазами одну точку.
– Езжай к матери, – не без требовательных ноток посоветовал майор и неодобрительно покачал головой. – Она тебя ждет уже восемь лет.
«Точка» неожиданно перестала интересовать его. Глаза медленно переместились на собеседника:
– Сегодня ночью я видел небо. Близко-близко – так, что до него можно было дотронуться рукой. Я пытался это сделать, но...
Он запнулся. Майор растерянно смотрел на него, словно на душевнобольного.
– Мне нужно спешить, – неожиданно закончил он.
– С тобой все в порядке, сынок? – Слова собеседника майору были непонятны; замнач привык к ругани и «затейливым» блатным оборотам своих «подопечных», а заумные с подтекстом выражения его мозг отказывался воспринимать.
– В порядке. Если можно так сказать, – горькая усмешка скользнула у него по лицу.
– Забудь о болезни, мой тебе совет.
– А разве такое возможно? Даже если тебе осталось всего ничего?
Он вновь устремил взгляд поверх головы майора, затем развернулся и двинулся из КПП.
Замнач колонии неодобрительно покачал головой. Но больше останавливать бывшего заключенного не стал.
Оказавшись за красной металлической дверью, он остановился. В тридцати метрах от него, у обочины красовалась темно-красная «Ауди». Из раскрытых задних боковых окон с одной стороны были высунуты женские ноги в туфельках на высоких каблуках, с другой – выглядывала голова смазливой девчонки с сигаретой в зубах. Двое бритоголовых верзил стояли у «Ауди» и обнимали только что «откинувшегося» корефана.
– Мальчики, вы скоро? – подала голос смазливая девчонка, не выпуская из губ сигарету.
– А то, – гаркнул, не оборачиваясь, один из верзил и подмигнул возбужденному встречей «братухе»: – Вишь, сучки, боятся, что замерзнут без работы.
Говоривший подтолкнул отмотавшего срок дружбана к машине.
Через несколько минут «Ауди» взревела мотором, развернулась и устремилась прочь.
Он криво усмехнулся, провожая иномарку взглядом. Его, увы, никто не встречал. Да, собственно, и никто не ждал. Кроме, конечно, матери. Хотя и та вряд ли знала, что он сегодня уже на свободе.
Поддев носком камешек, он двинулся к автобусной остановке.
Сухой летний ветер гнал по немощеной дороге клубы пыли, окурки, обрывки газет и целлофана.
