Сцена погружена в темноту. Лишь сверху падает пучок света, как от уличного фонаря. Слышатся шаги, они приближаются. В освещённое пятно входит человек. На нём плащ военного покроя, воротник поднят, шляпа надвинута на глаза. Он останавливается под фонарём, достаёт пачку сигарет, закуривает, пускает клуб дыма. Это Майкл Трент. Какой-то звук, которого мы ещё не слышим, привлекает его внимание. Трент резко поворачивает голову. Тут же в отдалении, за кулисами справа, слышатся крадущиеся шаги, как будто кто-то старается пробраться незамеченным. Правая рука Трента скользнула в карман плаща. Шаги замирают. Трент ждёт. Тишина. Он вынимает руку из кармана, смотрит на часы. Воет сирена, подающая сигналы судам во время тумана.
Трент. У меня осталось самое большее два часа, чтобы отыскать ключ к тайне, которая до сих пор, кажется, не поддаётся разгадке. Если меня постигнет неудача, очень может быть, что и я и все мы погибнем раньше, чем мы думаем. Преувеличение? Конечно. Это мой метод. Я драматург. Зовут меня Трент, Майкл Трент. Живу в Стэмфорде, штат Коннектикут. Там-то и началась эта история, когда Филипп Стоун явился ко мне с предложением написать пьесу. Вообще-то я не беру заказы. Но на этот раз взял.
Снова шаги. Трент опять опускает руку в карман. Шаги замирают. Стелется густой туман.
Не то чтобы я жалею об этом. Дело оказалось очень интересным. Нечто странное творится вокруг, о чём я даже и понятия не имел. Да и откуда мне знать? Откуда и вам знать? Да знал ли сам Стоун, насколько всё сложно? Если да — значит, меня заманили в ловушку… Господи, до чего же холодно.
Воет сирена.
(Вновь смотрит на часы, украдкой оглядывается.) Что касается денег, то тут всё получилось недурно. На сегодняшний день, можно сказать, остался при своих — сколько получил, столько и потратил. Обычно у меня выходит хуже: надеюсь на прибыль, но даже расходов не могу вернуть.
Писать пьесы — дело не из лёгких. Не советую вам им заниматься.
Из-за кулис справа раздаётся короткий, на высокой ноте, свист. Трент в ответ свистит точно так же. Опять слышны шаги.
Я обещал ему, что приду сюда один. Так что уж сделайте одолжение, сидите тихо. Да, между прочим — это Вашингтон. Река Потомак в ста ярдах позади меня. Пентагон — в той стороне. Я был там сегодня утром.
Входит незнакомец в чёрном плаще, шляпа низко надвинута на лоб. Подходит к Тренту. Прежде чем заговорить, оглядывается по сторонам.
Незнакомец. Он согласен встретиться с вами.
Трент. Хорошо. Когда?
Незнакомец. В одиннадцать. Мотель «Сансет», номер тысяча двести три. И чтобы без магнитофона за пазухой.
Трент. Почему?
Незнакомец. Он боится, как бы его не опознали по голосу.
Трент. А пометки в блокноте можно делать?
Незнакомец. Я не спрашивал. Но не рассчитывайте на это.
За кулисами справа раздаются шаги. Незнакомец поспешно скрывается за кулисы налево. Тут же справа входят двое. Каждый в плаще, у каждого шляпа надвинута на глаза. Идут в направлении к левой кулисе. Один останавливается на краю светового пятна и молча наблюдает за Трентом. Его напарник уходит, стараясь догнать человека, который только что был здесь.
Трент(вполголоса). Мне пора. (Уходит направо.)
Человек, следивший за Трентом, идёт в том же направлении. Звучит сирена. Фонарь постепенно угасает. Гонг.
Прожектор высвечивает Трента на авансцене слева. Он без плаща, в поношенном вельветовом пиджаке, с кожаными заплатами на локтях.
Трент. Драматург очень похож на детектива. Он собирает улики, группирует их так, как подсказывает ему логика, и раскрывает преступление. Преступление… Оно — стержень почти любой пьесы: преступление против плоти, преступление против духа. Не обязательно преступление, за какое человека сажают за решётку или казнят, но кончается всё обычно смертью в том или ином виде. А Стоун считает: готовится преступление.
Луч прожектора высвечивает
